- Алишерчик, ну какой, бога ради, Лондон? - на "бога ради" Алишер усмехается, не отвлекаясь от намыливания рук. Задернутая шторка душа позволяет различать только силуэт менеджера по ту сторону, но голос даже сквозь шум потока воды слышно довольно сносно.
- Я тебе могу только цитатой, Костик. Лондон. Ну это там, где рыба, чипсы, дрянная еда, отвратная погода, Мэри ебать её в сраку Поппинс! - он смеется, закрывая глаза, подставляя теплым потокам выбритые виски и ладони, испещренные чернильной вязью на всех языках, упираются в стену, шепчут забытыми смыслами, выжигают веки с изнанки. Лондон. Туманный Альбион. Рыбные чипсы. Дорогая жизнь. Красные даблдекеры. Телефонные будки. Лондон...
- У нас контракты, Алишер! Ты же никогда не отказываешься. Тебя зовут в Фриско, да и в Вегасе концертная площадка готова разместить нас, как мы и обговаривали. И... - он уже не слушает, размазывая белую пену по лицу. Слова летят мимо, не долетая до мозга, в ответ повисает тишина. Спустя минуту Костя все же решается ее нарушить, осознав, что ответа он будет ждать еще долго. Примерно до момента, когда Алишер смоет всю пену, закроет кран и одернет шторку, а следом удивится, обнаружив своего менеджера на тонком черном коврике у двери ванной комнаты.
- Ну зачем тебе в Лондон, Али? У нас столько планов, а ты зачем-то... - будто проснувшись, Алишер огрызается,
- Костя, это тебя вообще ебать не должно. Минимум две недели меня не будет. Внеси в список, измени все планы, реши все, блядь, это твоя работа! И съеби уже из ванной.
За тихим шелестом стеклянной двери, наступает тишина. В ней блаженно дышать теплым паром от горячей воды, которая едва-едва по градусам не доходит до кипятка. Чернильные узоры плывут перед глазами, подменяется реальность, появляются чужие плечи, следом лицо, россыпь светлых волос. Пальцы сжимаются в кулаки, зубы скрипят друг о друга, Алишер открывает глаза и... И не может злиться. Что-то случилось. Что-то ему непонятное. И это касается абсолютно всего. И того, что произошло между, и того, что случилось после. Казалось бы, кто-то уехал, что-то пропало, все изменилось - не такая проблема, за сотни и тысячи лет уже давно пора было ко всему привыкнуть. Но потом что-то неудобно шевельнулось в груди. Прямо там, где по идее должна жить душа, но это, конечно, смешно. Белиал и душа. Куда ироничнее то. И все же что-то там было...

Самолет заходит на посадку, в округлом окошке видна взлетно-посадочная полоса, огоньки, снующие траки и люди в жилетах. Пальцы, украшенные перстнями, замирают у губ, едва касаются, будто наигрывая мелодию мыслей. Пока другие пассажиры первого класса выстраиваются скудной вереницей к выходу, Алишер продолжает сидеть и смотреть в темнеющее небо за окном. Что-то гнетущее и тяжелое, будто от этой поездки заранее не стоит ждать ничего хорошего. И все же он ждет. Нахально верит в свое дьявольское очарование, строит планы и думает что скажет и как скажет. Остается только отыскать того, за кем поехал буквально на другой континент из полюбившейся Москвы. Оскомину она, конечно, набила давно, но есть в русской столице свое очарование. То ли где-то в улочках близ Покровки, то ли сразу за парком, где подъемник пестрыми огнями озаряет темную воду реки, то ли в старинных окошках и пестрых куполах. Что-то такое болезненно-прекрасное. Не в пример Лондону, который с трапа встречает серостью, шквальным порывом ветра в лицо и оранжевым огоньком, мигающем на индивидуальном каре для важного пассажира. Сама английская столица, конечно, куда примечательнее аэропорта, но сейчас Белиал думает совсем не об этом. Ему все равно куда лететь и какой пейзаж встретит его по прилету - будь то небоскребы Эмиратов, или красный Голден гейт, или острые шпили немецкий костелов. Даже если сразу за дверью аэропорта Алишера встретит одинокая дикая пустыня, ему будет совершенно все равно. Пусть только в этой пустыне найдется хоть какой-то транспорт, который отвезет его... А, собственно, куда?
- Вы слышите меня? - дернув головой, Белиал отвлекается от мыслей и переводит взгляд на сотрудницу таможенного контроля. Будь ты хоть трижды звездой и кумиром молодежи, тебе все равно придется отмечаться и показывать паспорт. Но это сейчас даже радует. Протягивая документы, Алишер улыбается коварно и сладко,
- Цель визита - поиск одного человека... Кстати, вы могли бы мне помочь. - взгляд соскальзывает к груди, хватается за имя на бейдже, - Розалинд. У вас же есть транспортная база? - Розалинд хмуро сдвигает брови, старательно выпутываясь из демонических вайбов,
- Простите, это...
- Противозаконно, верно. Нарушать закон - вообще очень, очень нехорошо. Но иногда так хочется, правда... Да? - улыбка становится мягче, голос тише, интонации доверительнее. Розалинд мнется в сомнениях, позабыв про паспорт в руках. Пользуясь тем, что вокруг никого больше нет, Белиал решает не тратить время впустую. Один короткий взмах ладонью - будто пальцами перебирает струны прямо в воздухе -  и голос,
- Кэш Уоррен, милая. Побыстрее, я спешу. - вранье, конечно. Куда спешить демону, который разменял не первое тысячелетие? Но ждать он не любит. Пожалуй, это именно то, что может раздраконить его максимально быстро - ожидание.

Кэш Уоррен в базе транспортной службы, конечно, нашелся. На белом бумажном квадратике нацарапан адрес кривоватым тонким почерком. Именно этот листок Алишер показывает водителю такси и откидывается на спинку заднего кресла. Ждать какой-нибудь лимузин слишком долго, а и привлекать лишнее внимание Белиалу сегодня совершенно не хочется. Он бы предпочел остаться незамеченным, чтобы спокойно решить все свои дела, а не закатывать глаза из-за фанаток с камерами за окном. У популярности всегда были свои нюансы и некоторые из них порой раздражали. Не так сильно, как ожидание, впрочем. Но в обычном черном кэбе создается ощущение, что и он сам стал обычным горожанином Лондона. За окном постепенно вырастают здания, сменяются улицы и мелькают вывески местной подземки. Пестрые толпы людей, честно говоря, вызывают легкий трепет вперемешку с восторгом. В Лондоне много красивых и хорошо одетых людей, этого не отнять. В этом плане конечно, Белиалу больше нравится Милан, но судьба завела в Английскую столицу. Редкие уже красные телефонные будки пестрыми пятнами вклиниваются в черно-серый пейзаж, который в январе кажется еще более мрачным. Голые ветви деревьев едва припорошены снегом, торчат и впиваются острыми пальцами в брюхо неба. Не сказать, что в Москве, из которой Алишер уезжал, было как-то слишком иначе... Там еще и холод собачий был. Но все же чувствуется некая инородность. Будто попадаешь не в свой мир.
- Приехали, мистер. - бросает таксист с различимым акцентом, в котором веет горячим песком и пряным карри. Алишер усмехается, хлопает по плечу ладонью, в пальцах которой зажата купюра местной валюты. За окном из темноты вырастают жилые дома, утопающие во все тех же шипастых черных деревьях, от которых в январе остались лишь голые ветви. На фоне еще не до конца почерневшего неба эти ветви выглядят, как вены. Вдохнув воздуха полной грудью, Белиал захлопывает дверцу такси и шагает к дому, на котором стоит та же цифра, что указана на бумажке почерком Розалинд из транспортно-пограничной службы. Мысли сбиваются тесной толпой, путаются, дышат дымом и заполняют собой всю улицу от черноты до черноты. Зачем он здесь? Почему не все равно? Зачем поехал аж из России в далекий и не самый приветливый Лондон? Почему не бросил все сразу, едва Кэш умчался прочь. Почему искал? Зачем нашел... Но так глупо выходит. Пока он искал и не находил, взгляд то и дело в толпе московских клубов выхватывал похожие фигуры, цеплялся за светлые волосы и чернильные рисунки на коже. И ни разу не нашел нужного. А все прочие стали будто копиями, жалкими пародиями, глупыми репродукциями. Блеклыми, тусклыми, неживыми. И сам он немного тоже стал неживым. Все чаще постель кусалась холодом одиночества потому, что даже пресловутый one night stand оказался слишком вымученным и исчез почти сразу. Девочки, мальчики, фанатки, менеджеры, бариста и бармены - враз они все стали массовкой. И взгляд упрямо смотрел сквозь, пытаясь найти того, в ком была настоящая жизнь и настоящий же смысл.

Желание найти Кэша поселилось в животе, разрослось ядовитыми цветами и пустило метастазы в грудную клетку. Синтетическая привязанность с привкусом смерти и чужеродной его телу онкологии. Но иначе он не смог бы это назвать никак. Не находились такие термины. Кэш Уоррен стал для него, как рак. Как лимфома. Как чертова опухоль в мозгу, в груди, в руках, в кровотоке. Как рак, который изнутри разъедал и уничтожал. Не выходило думать о чем-то другом. Не выходило отпустить себя и взять у жизни оставшееся потому, что в сущности оставалась ведь еще целая вечность. И в вечности этой не было ни крупицы жизни. Раковая опухоль билась в груди и в миру называлась сердцем. Раковая опухоль пропустила два удара подряд, когда палец утопил кнопку дверного звонка и Белиал замер на пороге у двери. С чернеющего неба срывались капли дождя вперемешку с жалкими отголосками снега. Стало даже смешно на секунду - такой жалкий намек на зиму после суровой России с ее стужей и глубокими морозами. Но смех утонул в шелесте двери, свет, выскользнув из помещения, лизнул по лицу, как заждавшийся хозяина пес. Алишер улыбнулся, обнажая белые клыки,
- Привет. - раковая опухоль в груди сдавила ребра, пытаясь сломать их. - Поговорим? - удар на счет под три, короткий глоток кислорода, словно перед прыжком в ледяную воду проруби. Улыбка удержалась на губах, но темнота в глазах стала слишком явной. Почти такой же гнетущей, как темнота январского неба Лондона. И почему-то остро захотелось не говорить, а просто взять за руку и увести прочь. В ночь. За собой.

Подпись автора

Вас не простил я, меня уничтожить не по силам. Мы приехали с концертом к вам - вторая Хиросима!

Чужой вопрос чувствительно режет по живому и бьет под дых. Было бы не о чем, он бы даже не поехал. Он бы не стал искать. Не стал бы даже думать. Но... Слишком много вопросов, на которые  Алишер и сам то себе ответов дать не может. Почему искал? Зачем нашел? О чем будет говорить? Он понятия не имеет, что тогда произошло, но ему в одно короткое мгновение стало слишком серо и пусто, стоило лепрекону скрыться с радаров. Будто отобрали любимую игрушку - сказал бы любой, знающий Алишера. И он бы лишь покачал головой в молчаливом несогласии. Любимые игрушки всегда можно вернуть на место одним лишь рывком. А здесь он пытается быть аккуратным. Он не думает дурить голову, шаманить с своими силами и пытаться подтолкнуть к греховному порогу. Он только смотрит и выдыхает в ответ тишину. Он уже на пороге, значит говорить и правда есть о чем. Даже если сам Алишер сейчас понятия не имеет о чем именно будет говорить, он точно знает, что этот разговор должен произойти. Многие годы на Земле сделали его несколько... Сентиментальным?

Коротко усмехнувшись на приглашение войти, Алишер следует за хозяином дома и прикрывает за собой входную дверь. Погрузившись в мягкий полумрак коридора, он чувствует себя увереннее. Будто попал в нужную обстановку, в родной мрак Ада. Но любые воспоминания о том месте рождают лишь раздражение, поэтому Алишер гонит мысли прочь. Ступает по темноте, рисуется высокой фигурой в проеме гостиной и замирает, не делая шага дальше. Напускное безразличие на изученном до каждой родинке лице заставляет что-то внутри ворочаться в сомнениях и липком неприятном ощущении неуместности происходящего. Не часто Белиала удается поставить в такое положение, когда на сцене появляется его нерешительность. И он, конечно, гонит ее прочь, маскирует привычным флером величавой медлительности. Но она все еще здесь. Она кусает за ребра изнутри и норовит вывернуть демоническое сердце наружу.
- Нет, спасибо. - отрицательно мотает головой на предложение вина. Хочет с улыбкой добавить что-то в духе "ты же знаешь, что я почти не пьянею, а вкус вина не люблю", но проглатывает невысказанные слова, словно колючую проволоку. Сколько они вообще говорили? Не телом, а по-настоящему? Хотя, впрочем... А что есть настоящий разговор? Разве тело не способно говорить больше, чем дробь слов из раскрытого рта? Алишер никогда не задумывался об этом потому, что и повода никогда не было. Но сейчас он проходит в гостиную, садится на диван и на мгновение теряется взглядом в пламени камина. Оранжево-желтые огоньки скачут по углям, шипят и мечутся столбиками света. Тени от них замирают в углах, а свет лижет ковер перед каминной решеткой.  Взгляд медленно скользит по огням, следит за узорами света, перетекает через ковер и фокусируется на лице Кэша. Вздох.

Что случилось, Кэш?
Что случилось, Алишер?

Глупые вопросы бьются бабочками под диафрагмой норовят умереть, сгнив в недрах людского тела. Удобрение для того, кто внутри мертв согласно не глупым цитатам, а по существу. Для того, кто и жив то никогда толком не был. Смерть - это спутник, верный и надежный. Смерть - это часть его сущности. Но почему же рядом с каким-то парнем-лепреконом смерть отступила? Почему же вдруг показалось, что он дышит по-новому, будто и правда живой? Алишер смотрит в глаза, но молчит еще долгие несколько минут. Молчит так, словно в этой тишине есть смыслы, никак не желающие складываться в слова. И кроме этого глупого вопроса о том, что же случилось, ему ведь есть сказать куда больше. Но он не умеет этого говорить. Он только смотрит. И через его глаза на лепрекона взирает бездна. Раковая опухоль в груди гулко бьется о ребра, в тишине будто слышен каждый удар. Так гулко, так явно. И так предательски честно. Когда-то русский поэт написал то, что теперь из головы не выбьешь, как ни старайся. "Глупое сердце, не бейся, все мы обмануты счастьем." Ему кажется, что его тоже обманули. Что дали то, что показалось совершенно иным сокровищем. Показалось ценным алмазом на помойке битого стекла. А потом этот алмаз отобрали и не сказали, что делать дальше. Его обманули тем, что позволили ощущать себя снова живым, а потом вернули все на исходную. И это ровно то, что демоны часто делают с людьми. Играют в эти злые шутки, наблюдают, наслаждаются и смеются. Теперь ему не смешно. Ему тошно. Потому что причины, которые привели его в Лондон, не могут быть логически истолкованы. Он - Демон. Ему плевать на чувства людей и существ вокруг. А своих у него и вовсе быть не должно. Он - Демон! Но он смотрит на Кэша и понимает, что все бывшее раньше теперь кажется сном. Внезапно так глупо думать о том, что у него не может быть чувств, когда... Ну вот же они, прямо здесь, за реберной клеткой. Вот же они, прямо во взгляде и на кончиках пальцев. Вот же они, маршрутом Москва-Лондон.

- Честно говоря... - он запинается и мыслепоток обрушивается на голову. Честно говоря, я понятия не имею зачем приехал. И о чем собирался с тобой говорить. И я понятия не имею что тогда случилось, но, блядский боже, объясни мне что ли? Какого черта... Почему ты уехал? Почему ничего не объяснил тогда? И как, дьявола ради, как ты забрался так глубоко мне под кожу, что я приехал из Москвы в сраный Лондон? Что я отменяю концерты и срываю дедлайны, чтобы найти тебя и... И вот что? Задать тебе глупый вопрос и получить такой же глупый ответ? Скажи мне что происходит? Может, ты понимаешь лучше меня? Ты же знаешь, я не силен в этом всем. Но я хочу понимать. Впервые за свои дцать столетий я хочу понимать.
- Да к черту... - вздыхает и качает головой, но не отводит взгляда. Нужно найти и решимость, и стойкость, чтобы продолжить говорить о том, чего сам не понимаешь. Но оставить все как есть - смерти подобно. Иронично и крайне смешно для того, кто и так то не слишком жив. Но он продолжает потому, что не может быть так, чтобы весь этот путь и эти поиски были зря.
- Объясни мне. - чуть дрогнув, плечи поднимаются и опускаются. На лице искреннее непонимание. Алишер смотрит без тени улыбки, ощущая ее острую неуместность здесь. Но ему хочется улыбаться. Хочется вырвать все лишнее-сложное из этого момента и вернуть все, как было. Вернуть вечеринки и ленивое утро, когда в постели было не одиноко и пальцы изучали чужие узоры на теле. Хочется вернуться рывком в то "мы", чтобы там и остаться. Застыть, как комары в янтаре. И сгинуть в вечности. Любой, кто знает Белиала, ни за что не поверил бы в его готовность вот так бесславно исчезнуть из мира. Принести себя в жертву чувствам, которыми сводит с ума обычных смертных. От которых, кажется, и сам немного пострадал.
- Я не понимаю почему ты исчез. И хочу понять. - он хмурит брови, сдвигая их к переносице. Слова упрямо не желают быть высказанными, их приходится по букве-бусинке нанизывать на нить и вытаскивать прямо из горла. Пока он старается, все идет крахом. Но в мгновение шелуха облетает, оголяя и обнажая то, что так инородно болит внутри,
- Что-то случилось, так? Я хочу это... Исправить. Сделать что-то. Мне... Не нравится вот так. - честно, хоть и как-то скомкано. Едва ли он сможет найти в себе больше словесных объяснений. Мне бы тебя коснуться и ты бы понял намного больше. - Я не хочу... Кэш, блядь, это все звучит тупо и слишком нереалистично. Но расклад такой, что мне не нравится то, что случилось. Я не знаю что именно, но его последствия меня не устраивают. И я хочу это исправить. - легко оторвавшись от дивана, Белиал встает и сокращает расстояние в пару шагов. Между ними остается задел в одну ладонь, и теперь лицо лепрекона так близко, как привычно. Как было раньше. Когда все было нормально. Когда их не разделял перелет и несколько пограничных зон.
- Я хочу тебя вернуть. - куда? Зачем? Во что и к чему? У вас был секс. Постоянный, да. Но секс. Это же не отношения. Вернуть тебя - это вернуть партнера по кровати или что, Алишерчик? В голове все вопросы звучат голосом Кости и это бесит Алишера. Он опускает взгляд, скользит им по руке лепрекона, пальцами касается чужой ладони и наблюдает за простым движением, от которого почему-то становится легче. Объясни мне какого хуя все это... Кэш, объясни мне.

Подпись автора

Вас не простил я, меня уничтожить не по силам. Мы приехали с концертом к вам - вторая Хиросима!

Такое долгое мгновение. Длится всего секунду, но эта секунда дробится цветными соколками и между двумя существами в полумраке гостиной крошится стекло, падая острыми гранями на пол. Секунда длится вечностью. Алишер видит, как выскальзывает чужая рука, как отдаляется миллиметр за миллиметром. В эту бесконечно длинную секунду внутри демона что-то неприятно переворачивается, как огромный кит, выброшенный прибоем на безлюдный одинокий берег. Первый порыв - шагнуть вперед, схватить, сжать, заставить. Вдох. Медленно опускаются ресницы, медленно поднимается голова. Алишер делает шаг, но не вперед. Он отступает на шаг от, чтобы дать больше воздуха. И кит внутри ворочается еще ощутимее. Его натуре это не свойственно - просить, объяснять, спрашивать. Он привык приходить и брать. Без спроса, без сочувствия или сожаления. Он привык быть демоном. Таким, каким был создан этим миром, быть может. Создатель изрядно потрудился, создавая себе ангелочка, но ангелочек пал. Белое оперение облетело, явив черноту гуще адского мрака. Ангелочек оскалил зубы и пошел по земле сеять страх, гордыню, чревоугодие и похоть. Ангелочек на поверку оказался демоном. И этот демон никогда не спрашивал разрешения. Он просто брал.

Он просто делает шаг назад и слушает. И все еще не понимает, о чем ему говорит лепрекон. Будто есть за словами что-то такое, что никак не удается уловить. Что оказывается слишком сложным для понимания демонической сущностью, ни разу с такими проблемами не имевшей дела. Алишер не понимает. Вместе с ним не понимает и Белиал, как бы он ни старался. В этой картинке не хватает нескольких важных деталек, будто в детском паззле. Все сложилось красиво и ладно, но в самом центре отсутствуют четыре квадратика. Алишер силится представить что могло бы быть на пустующем месте, но даже его фантазия сейчас не в силах побороть эту проблему и решить уравнение. Невозможно прийти к решению, если у тебя нет всех переменных, а у него явно их не хватает. Кэш говорит, но будто огибает острые углы. Пока с его губ не начинает сочиться ядовитая правда, о которую страшно запачкать руки. Надоел - удобное слово, конечно. Белиал и сам ни раз им пользовался потому, что его натуре это свойственно. Он так быстро устает от всякого, что есть в его жизни, так стремительно рвет все связи, едет на другие континенты и меняет адреса, телефонные номера и пароли. Он привык уставать потому, что мир кажется ему скучной пародией. Все это уже было сотни тысяч раз и ничего не меняется.

Ничего не менялось.
До него.

Потом появился Кэш с его вечной улыбкой, с его легкостью, с его теплым золотистым смехом, который искрился даже в самом темном клубе и завораживал. Появился он и привнес в хаос гармонию. И внезапно Белиалу перестало быть скучно. Впервые за все его существование, он не пресыщался, не уставал, не хотел убежать прочь. Не хотел менять явки-пароли потому, что впервые осознал, что ему действительно хорошо. Но осознал он это, правда, позже, чем стоило бы. Пока Кэш был рядом, мыслям о таких высоких материях в голове не оставалось места, как обычно и бывает. Когда Кэш ушел, Белиалу стало сложнее дышать. В тот момент демон и ощутил, что ранее нашел действительно ценное и стоящее. Нашел то, что терять был ни в коем случае не готов. Конечно, стоило сказать об этом всем раньше. Но... Столько лет а земле неизменно повлияли и на демона. В нем появилось непозволительно много людского. А там уж, как водится - что имеем, не храним, потерявши, плачем. Потеряв, Алишер осознал. Поздно. Слишком поздно. Алишер слушает дальше, хмурится непонимающе и в его взгляде отражается легкий налет ужаса этого "я не понимаю, о чем ты?"

- Использовать? - брови взлетают вверх, лицо разглаживается, лишаясь хмурости, но непонимание отпечатывается теперь на нем еще сильнее. Сейчас, когда есть возможность оглянуться назад и проанализировать, Алишер видит - он не использовал, не принуждал, не заставлял. Да черт, он даже не вел себя привычным образом, не вписывался в модель своего же поведения, когда брать можно без спроса. Он был слишком... Человечным. Слишком нормальным. Обычным до зубовного скрежета. И ему нравилось. Но он никогда не использовал Кэша в своих целях. Как минимум потому, что в том и нужды то не было. Наверное, случись какая-то ситуация, в которой Кэш мог бы ему, Белиалу, помочь, демон мог и задуматься. Мог бы спросить, поговорить. Но ситуаций не было, Алишер всегда сам решал свои проблемы, коих и было то грамм. Ну, в чем ему мог помочь лепрекон? Богатства? Белиал в деньгах никогда не нуждался, счета им не вел, тратил больше, чем представлял вообще, а зарабатывал столько, что никогда не узнавал свой остаток на банковской карте. В чем еще он мог использовать лепрекона?

В голову дымчатым мороком стелется воспоминание, когда смешливые улыбки блестели в постели, сплетенные руки грели пальцы, прохладный воздух лизал кожу, врываясь в открытое настежь окно. О чем они тогда говорили? Кажется, о каком-то очередном контракте Мордекая? О том, что демон целился в большую десятку исполнителей, желая заполучить главный приз года. Он тогда откровенно шутил, что ему бы...
Моргнув, Белиал меняется в лице. В глазах застывает острое понимание и сердце в груди пропускает один удар. Он шутил, что ему бы не помешала толика везения. "Ну, ты же можешь немного пошаманить с моими желаниями, да?" Кажется, это была последняя точка? После нее Кэш исчез? Белиал моргает дважды, как сломанная игрушка. Дышать становится сложнее, сердце упрямо пропускает удары, не желая работать, как должно.
- Погоди... Подожди, Кэш, ты же не... - хмурится, сбивается с мыслей, дышит тяжело и прерывисто, будто только сейчас нагнал леперкона, а бежал от самой границы с Москвой и до сраного Лондона с его жирной картошкой и невыносимым трафиком на улицах города. Неужели шутка могла вот так просто все это разрушить? Могла перечеркнуть все то, что... А что, собственно? Ну, Кэш ведь прав. Вернуть куда? В постель?  В полное свое распоряжение - звучит в голове голосом лепрекона и Белиал сглатывает ком в горле. Неожиданное осознание бьет обухом по голове и хочется сесть, но демон упрямо заставляет себя стоять напротив. В нескольких шагах от, не пытаясь подойти больше к Кэшу. Будто его оттолкнули, отбросили, заявили о том, что и правда надоел уже слишком сильно. И это чувство очень новое. И очень неприятное. Обычно отталкивал он, а тут... И то, что внутри... То ли раковая опухоль, то ли умирающий кит - оно почему-то щемит. Впервые и так ужасно сильно. Если бы Белиал чуть глубже изучил людей, попытался бы хотя бы на сотую долю понять этих смешных марионеток, он бы, наверное, узнал с какими их чувствами так легко играет. Но природный эгоизм не дал ему шанса узнать все это. Зато случай дал шанс все это прочувствовать на себе. Приятного мало, признаю...
- Ты из-за того, что я сказал тогда про награду? Про то, что ты мог бы помочь с этим? Кэш, я же шутил! Ты... Ты что, правда...? - он хмурится, но не сварливо. Становится похожим на нашкодившего щенка, который опускает брови, сидя у лужи, оставленной на пороге. Лужа ширится, затекает на хозяйские ботинки, а брови все ниже нависают над глазами и щенок становится совсем уж жалким. Неподобающе жалким, если вспомнить, что он вообще-то демон. Что он один из королей ада, блядь. Который сейчас просто стоит напротив своего бывшего любовника и теряется в словах. В чувствах тоже теряется, но с ними он ладу все равно не даст, нечего и пытаться.
- Кэш, это была шутка! Просто шутка! Да ну срать на эти награды, я и сам их все соберу, ты же знаешь. Я не жалуюсь на недостаток в популярности или бабле. Я просто... Пошутил... - голос предательски срывается. Взгляд становится слишком растерянным и это выражает основную мучительную мысль Белиала сейчас - он не понимает что ему делать дальше.

Самое простое - оно же самое логичное. Развернуться, пожелать удачи [ох, как иронично], хлопнуть дверью, уйти в ночь. Уйти в клубы, в алкоголь, в тусовки, в свою золотую славу. Вернуться на воображаемый Олимп и править своей паствой. Самое простое. Но не всегда простое является правильным. Алишер не разворачивается. Он остается стоять. Вздыхает, вертит головой по сторонам, пытается соскрести свои мысли, черными пятнами прилипшие к стенам чужого дома. Становится неуютно, тесно и как-то промозгло. Внутри. В костях. Демоны не оказываются в таких ситуациях. А ангелы? Что на счет ангелов, Алишерчик? Ты ведь не забыл кто ты есть на самом деле? Агриэль. Ты - ангел. Может, ангелы чувствуют? Может, могут? Может, тоже попадают в такие переделки и страдают? Может, не зря проложен путь на Голгофу и на кресте как раз сейчас вакантное место. Глупая шутка. Все это. Не только его слова тогда, а вообще вот это вот все - глупая шутка! Будто заигравшийся ребенок, он где-то  вернул не туда по пути в диснейленд. И вот теперь вокруг не горки и качели, а суровые небоскребы, спешащая толпа и офисные клерки. Кругом адские черти, битое стекло и маленькие проблемы таких же маленьких людей. Заигравшийся ребенок хлопает ресницами и не понимает что ему делать дальше. Пальцы сжимают не игрушку, а воздух. И хочется ухватиться покрепче в попытках удержаться, но он все равно будто бы неумолимо падает. Как бывает во сне, когда мнимое ощущение падения будит тебя посреди ночи... А, впрочем, ему то откуда знать. Он не спит. Но ощущение падения испытывает прямо сейчас, хотя и стоит ровно напротив Кэша. Хотя и смотрит на него все тем же растерянным взглядом.
- Окееей... - тянет тихо, хлопает себя по карманам в поисках сигарет, которые опять куда-то подевались. Как всегда, в самый неподходящий момент. - Верить мне - дело херовое, да, согласен. Кто верит демону... - только при таких вводных данных, какие еще остаются способы для убеждения? Иронично, но свою искренность еще попробуй докажи. Особенно, если ты - Белиал. Пальцы шарят по карманам, взгляд шарит по комнате. Белиал думает и его мысли скачут в хаотичном танце спешно, сбиваясь с ритма, оступаясь, смешиваясь. Ухватиться хотя бы за одну слишком сложно и приходится тянуть их все, как платок из шляпы фокусника. За красным появляется желтый, следом зеленый и синий, и кажется, что эта лента платков никогда не закончится. Кажется, что эти бусы из мыслей бесконечны и замыкаются кольцом вокруг вселенной, как сраный уроборос.
- Я... - подняв голову вновь, он возвращает взгляд к лепрекону, - Если честно, без понятия, как сделать так, чтобы ты мне поверил. Это была шутка. Чертова шутка, Кэш! И, блядь, да, я хочу тебя вернуть. Ну, пусть будет в постель. Я не знаю как еще это назвать. Что это было вообще? Вот то, что тебе надоело. - злая ирония усмешкой слетает с губ. Истинная натура прорывает завесу, но самым краешком, скользит тьмой по кромке зрачка. - Что это было? Монополия на секс? Или как? Не знаю я, Кэш, не-зна-ю! Пока был ты, больше никого не было. После тебя, впрочем, тоже... Если это важно. - и он правда не знает важно ли. Но никого не было потому, что не хотелось. Потому что все мысли все равно упрямо скользили коньками по водной глади прямиком к лицу того, на кого смотрит сейчас. И все остальные казались пустыми куклами с пластиковыми лицами, которые автоматически шагали и произносили реплики, записанные на маленькую катушку внутри. Искусственные, ненастоящие, пропитанные запахом китайского пластика. Приподними волосы на затылке, найдешь там избитую фразу - made in china. Никого больше не было. Никого и сейчас нет. Только вот он, но и его тоже нет. За пять шагов от демона, в бликах огня из камина, его тоже нет. Он не здесь. Он в коконе страха и отвращения. Недоверия, раздражения, да черт его знает чего еще. Белиал не знаток чужих душ и эмоций, он и со своими то справиться не может.

- Ладно, не вернуть тебя. - он кивает, будто отвечая на вопрос. Поправляет, - Вернуться к тебе. Так честнее? Я никогда тебя не использовал, Кэш. Ни разу. Ты... - вселенная трещит под диафрагмой и искрится во взгляде. Ты был всем. Почему все повернулось вот так? Из-за неудачной шутки? Почему... Почему ты не понял, Кэш??? Не хочу так. Я не хочу! Но глубоко в душе [очень смешно] он понимает, что все может и не быть так, как того хочет он. Об этом, в частности, говорит Кэш. Примириться с таким раскладом слишком сложно, но и сдаваться раньше времени тоже было бы глупо. Пальцы наконец-то находят упрямо прячущуюся по карманам пачку сигарет. Блеснув слюдой на остроугольном боку, она появляется в ладони, застывает, как и сам Белиал.
- Не заставляй меня говорить о чувствах, Кэш... - и на его лице тень мольбы застывает черной маской. Это уже совсем не смешно. Это выворачивает наизнанку, достает все самое сокрытое из глубин черноты. Это ни разу не смешно, это слишком сложно. Белиал смотрит серьезно, на лице ни морщинки, ни грамма эмоций. Только во взгляде. Там пожалуйста. Там не надо. Там давай все забудем. Когда он продолжает, голос хрипит,
- Я все равно не понимаю что с ними. Нас как-то с сотворения мира забыли познакомить, видишь ли в чем дело... Тот, кто нас создал, немного отвлекся и забыл рассказать что мы можем чувствовать и как это все называется. Но мне... Мне пусто. Без тебя. - от загривка сбегают мурашки. Пальцы мнут пачку. Белиал облизывает пересохшие губы, смотрит в сторону. Роняет глухо и тихо,
- Я закурю? Или мне покурить, пока я буду ждать такси, чтобы убраться отсюда и не мозолить тебе глаза? - но посмотреть в эти самые глаза он уже не может. Когда выворачиваешь из души все то, что непозволительно живое, врочается и кричит, становится как-то почти стыдно. Будто даешь препарировать себя при жизни. Будто показываешь то, что и самому то видеть не очень приятно. Слишком личное, слишком тайное. Слишком постыдное.

Подпись автора

Вас не простил я, меня уничтожить не по силам. Мы приехали с концертом к вам - вторая Хиросима!

Он ведь даже не придал тогда никакого значения сказанному. Люди шутят о многом, демоны ничем не хуже, не лучше. Шутка, брошенная в порыве, гармонично вписанная в диалог, и... Разрушившая все? Вот так получается? Алишер ощущает внутри пустоту. Не тихую и спокойную. Эта пустота разрастается из точки размером с игольное ушко. Она ширится, становится больше, темнее. И она тянет за собой. Пустота тяжелая, гнетущая, неприятная. Ему всегда жилось на Земле легко. Ну, какие могут быть сложности у демона вроде него? Он ведь не мелкая сошка, не прислужник какого-то божка. Он один из королей ада. Да, пусть все титулы давно облетели, как пожелтевшие листья с осеннего клена, но он все еще король ада. Своей сутью, своим мышлением, своей жизнью. Он не прислужник, он властитель. И ему действительно всегда было легко. Он не думал о чужих чувствах [и уже тем более, не думал он о своих - их попросту не было], жил на полную катушку и даже не скрывался. Если кто-то из его братьев еще пытался жить в тени, просто выполняя свой придуманный план по душам, то Белиал был яркой звездой. Он и до личины Мордекая не был обычным парнем в толпе, но с Мордекаем пришло нечто совершенно новое. Он словно вышел на новый уровень эгоцентризма, став звездой и кумиром миллионов. Он ни в чем не нуждался, у него было все [как водится - ему за это ничего не было], и все эти отголоски людских чувств были чужды Белиалу. Он просто не умел чувствовать. Внутри лишь ширилась жажда людской порочности. Никогда не желавший смертей или разрушений, Белиал желал лишь развеять скуку. А скучно ему было почти всегда. Мир давно перестал удивлять, став каким-то колесом сансары. Но у него была и другая сторона. Как у двуликого Януса - стоило повернуться и темные глаза Белиала сменялись светом в глазах Агриэля. Сколько имен ему дали люди? Сколько имен дали собратья-демоны? Белиал не умел чувствовать и все делал лишь для себя. Агриэль никогда не вмешивался в ход вещей, пока не появился лепрекон.

Сейчас в глазах скорее призрак Агриэля. Потому что растерянность мажет болью по черному вееру ресниц, Алишер моргает дважды, молчит, прикуривает. По-крайне мере, он все еще здесь и его не выставили за порог. Он бы ушел. Правда, ушел бы. Потому что ему хватило услышанного и он понимает, что иногда... И принципами поступиться невозможно [да и есть ли зачем?], и вернуть было не получится. Его самого едва ли что-то может так задеть. Ну, какие стоп сигналы могу быть у Белиала? Ему наплевать на весь мир, на все человечество, на ад и рай с их перепитями и громкими скандалами. Ему не наплевать только на этого парня напротив. Что с этим делать Алишер, закономерно, не знает. Он и предположить не мог, что сделал нечто такое, что повлекло за собой все эти действия. Тот спешный побег из его постели. Он просто не знал, что такой инструмент вообще есть. Шаман по желаниям? Какой бред, господи, слышишь меня? Я к тебе обращаюсь, святейшая ты задница! Хватит уже может прохлаждаться где-ты-там-прохлаждаешься? Мне хоть кто-то объяснит что делать дальше...? Но в ответ, разумеется, следует молчание. Небеса глухи к мольбам своих павших детей. Да и есть ли еще кто на тех самых небесах? Алишер уже давно не уверен. Его не тянет в пресловутое "домой", а ответы он предпочитает искать сам. Вот только в сложившейся ситуации не может понять, где именно искать.

Он выдыхает молочное облако дыма и слушает. Сейчас звучит действительно важное, честное и голое. Кажется, что Кэш вытаскивает каждое слово по крупице из горла, прикладывая для того неимоверные усилия. И создается ощущение что, лепрекону все это дается ничуть не легче, чем демону. Ему кажется, что он понимает о чем говорит Кэш, но понимает ли на самом деле? Белиал поджимает губы, садится на край дивана и отводит взгляд. Ему нужно подумать. Нужно собраться с мыслями и понять... Хоть что-то. Хотя бы для себя самого. Потому что пока он не понимает происходящего, он не сможет понять и что делать дальше. Поступать бездумно будет худшим вариантом. Он уже испортил все таким вот бездумным действием - и это была всего лишь шутка! Простая шутка! Безобидная и глупая. Теперь явно стоит подумать прежде, чем говорить. Он не надоел Кэшу - уже неплохое начало. Угнетает лишь то, что это и правда начало. Не продолжение, а начало! Точка отсчета и... И в целом, это ведь не так плохо? Алишер хмурится, затягивается поглубже и чувствует, как горечь выстилает узоры по языку от корня и до самого кончика. Пусть это будет началом, так ведь даже лучше, разве нет? Он чувствует, что не готов попрощаться. Что не хочет терять. Что впервые за все эти сраные тысячи лет он почувствовал себя правильно и гармонично. Впервые хаос внутри упорядочился и стал комфортным. Впервые ему не было скучно! И ему хотелось возвращаться в постель. И ему хотелось дарить тепло. И ему хотелось целовать каждую ночь одни и те же губы, не пытаясь подыскать им более симпатичную замену. Это было ново, странно и кружило голову. До сих пор кружит. Потому что Алишер бросает взгляд на Кэша и внутри что-то будто оттаивает. Даже невеселая усмешка, проскользнувшая жалкой тенью по лицу, чуть теплее обычного его оскала. Разве он имеет право этого лишиться?

- Прости. - самое весомое, что он может сказать. То, чего никому никогда не говорил. Белиал не извиняется. Но Кэшу он готов повторить это тысячу раз потому, что это его способ ценить. Запоздало, но что уж, как вышло. Он не поднимает головы, разглядывая пол сквозь сизые витки дыма. Упираясь локтями в колени, тянется пальцами с зажатой в них сигаретой к губам, затягивается еще раз, меняет положение, выпрямляясь, чтобы стряхнуть столбик пепла в предложенную пепельницу. Шумно вдохнув, Белиал трет кончиками пальцев уголки глаз, вскидывает брови на долю секунды, исследует мрачным взглядом не менее мрачную гостиную, пока говорит,
- Я не подумал, Кэш. В целом, глупо было ожидать от меня большего, а? Демон не способен думать о чужих чувствах и эмоциях. Ты говоришь, что у нас было не о чувствах и я хочу согласиться. Очень хочу. Только я ни разу тебе не врал, херово начинать сейчас. Было бы это не о чувствах, меня бы, наверное, не было здесь сейчас. Я не знаю, ты же понимаешь... Это догадки теоретика, блядь. - усмехнувшись, он добивает сигарету в две глубоких затяжки и растирает о дно пепельницы безжалостным быстрым движением. Поднимает голову, смотрит на Кэша и продолжает,
- Но я просто не думаю так... Да, конечно, я - демон. Что там обычно обо мне думают? О нас, в целом. Коварные хитрые засранцы, жаждущие чужих душ, смертей и вакханалии. В целом, даже правдиво. Нет привычки думать о других, нет привычки сопереживать и сочувствовать. Нет привычки ехать через пол мира за кем-то, кто тебя бросил. Нет привычки говорить так много о том, чего сам не понимаешь. Нет привычки извиняться и просить вернуться. Нет привычки быть человечным и думать, что выстави ты меня за порог я бы оказался в самой сложной ситуации за все свои годы жизни. - он поднимается на ноги и на минуту в его движениях скользит что-то едва уловимое - будто сейчас Белиал бросит простое "ну все, давай" и уйдет к выходу. Он делает шаг, но не от, а к. На подходит вплотную, остается стоять в нескольких шагах, которых хватает, чтобы вытянуть руку вперед и еще не коснуться. Разжатая ладонь открыта доверительно и свободно,
- Ну, окей, мы не вернем как было. Хрен с ним. Давай заново? - Алишер пожимает плечами и губ касается улыбка, которая странным образом делает лицо мягче, причудливо контрастируя с узорами и шестерками над бровью. Наверное, только с ним он и мог быть таким. Мог быть проще, честнее. Мог улыбаться тепло и обнимать не только для того, чтобы выебать. Одному дьяволу известно как дались те ночи после ухода Кэша, когда в пустой кровати обнять было решительно некого. Малодушное желание подыскать замену спотыкалось почти моментально на том, что никого больше видеть рядом не хотелось. Касаться - тем более.

В его прошлом огромная коллекция лиц и тел. Они лишены имен и образов, стерты, забыты. Никто ничего не значил. Никто не запомнился. Все они были просто одной ночью/вечером/утром. Одним разом. Одной попыткой развеять скуку. Их были не сотни и даже не тысячи. Мордекай всегда пользовался своим статусом и фанатки часто получали желаемое. Но он их не помнит. Бесконечный водоворот лиц смазывается на скорости, превращаясь в цветной поток. Только одно лицо четкое и ясное. Его он не смог забыть. Его и не сможет, пожалуй. Оно просто не смазывается, не сливается. Оно прямо напротив и в него Алишер смотрит с мягкой улыбкой на губах. Черт с ним с прошлым, Кэш. Видимо, я ошибся. Видимо, ты ошибся. Видимо, так было нужно. Но вот тебе моя рука, мое слово и весь я. Какой есть. Забери или выгони.
- С чего там принято начинать...? Со свидания? - усмешка вырывается изо рта и раскрашивает глаза, делая их более живыми, - Окей, давай сходим куда-нибудь. Только учитывай, что тебе придется быть со мной и ордой фанаток. Они вообще никуда не деваются, блин. - он шутит и в этих попытках сгладить все происходящее сквозит неуклюжестью. Смех стихает, оставаясь призрачным эхо. В повисшей тишине едва слышно звучит совсем не смешное, совсем честное, совсем из глубин черной демонической души,
- Давай начнем с начала... Только возьми меня за руку. - взгляд глаза в глаза почти вымученный. Внутри что-то больно стучит о ребра и Алишер, конечно, догадывается, что это может быть только сердце, но... С каких пор оно такое огромное, что не вмещается в груди? Это больно, неприятно, дышать становится сложнее и ощущения кажутся какими-то инородными, не своими. Будто это сцена из фильма, вот-вот зазвучат финальные реплики, мелодичный саундтрек заполнит собою все пространство, нарастая в громкости, потом пойдут титры. И за всем этим усталым и тихим голосом звучит то, что кажется самому Белиалу мольбой, криком о помощи,
- Я хочу поцеловать тебя. - в раскрытой ладони незримо колышется доверие, сейчас отданное лепрекону без остатка. Это как повернуться спиной к человеку с ножом в руке. И он повернулся бы, если бы только этого хватило хотя бы для зачатка доверия меду ними. Хотя бы для первой точки, с которой можно начать новый отчет.

Подпись автора

Вас не простил я, меня уничтожить не по силам. Мы приехали с концертом к вам - вторая Хиросима!

Белиал и сам думает, что шутит. Что не может все это происходить на самом деле. За все годы жизни ни разу его не посещали подобные желания. Порывы извиниться, порывы починить, а не сломать. Свидание? Шутка ли? Ему это кажется неуместно глупым, смешным, банальным. И от того, наверное, единственно верным. Ведь они не люди. Они могут оценить все вокруг, опираясь на свой опыт. Они могут не рубить с плеча, ценить, замечать. Могут прощупать опасную зыбкую почву, прежде чем ступить на нее. Да, они начали не так. Все было слишком ярко и быстро, но тогда ведь и не возникало мысли, что из их связи выйдет что-то долговременное. Оно и не вышло. Закономерно и справедливо. Все то, что было в Москве, было продиктовано банальными низменными желаниями. Да, оно трансформировалось во что-то гораздо более сложное, но первоначально это же было про секс. Про похоть. Про легкость в честности, когда тебе нет нужды притворяться смертным и ты можешь явить свою суть. Можешь признаться в том, кто ты есть на самом деле. Это подкупало, конечно. Но и этого не хватило, так что... Шутка ли?
- Нет, я не шучу. - и даже улыбка на губах кажется серьезной. Я не шучу потому, что если это поможет, если что-то изменит, давай. Десяток свиданий? Сотня? Каждый месяц по новой? Черт с ним, давай пробовать. Мы же не люди. Может, у нас все будет сложнее. Или проще. Может, нам придется знакомиться заново каждую неделю, а может одного свидания хватит на пару сотен лет. Я не знаю, Кэш, но я серьезно. Один раз уже пошутил, урок усвоил. Теперь дай мне шанс это исправить. Дай нам шанс все изменить. Ему, конечно, до дрожи непривычно то положение, в котором он оказался. Но теплое прикосновение вышибает из головы лишние мысли. Его глазами смотрит не демон Белиал и не ангел Агриэль. Там только Алишер Мордекай. Кумир молодежи, прожигатель жизни, бабник, наркоман, алкоголик. Сотня ярлыков, новый уже приклеить некуда. Но настоящий Алишер знаком немногим. Всего парочке людей, если вдуматься. Не Белиал, а именно Алишер. Тот, который без шелухи, за сценой, дома в кровати. Таким его знает Костя. Таким его знает Кэш.

Алишер улыбается мягко, чуть наклоняет голову, смотрит будто бы снизу вверх, приподнимая черные брови,
- Если ты убежишь, я все равно попытаюсь тебя найти. Каждый раз. Пока ты сам не скажешь мне уйти. - и сама возможность этого режет по сердцу раскаленным ножом. Если бы Кэш сказал уйти, Алишер бы ушел и сейчас. Просто потому, что насилие - в принципе не его тема. А делать что-то насильственное в отношении этого парня... Алишер не готов. Ему кажется,что дороже свободы и права выбора уже ничего не осталось. Это понимают даже люди, что уж говорить о богах. Свобода, данная от рождения, должна быть легитимной и доступной всегда. Нельзя, чтобы за свободу приходилось воевать. И дарить свободу - значит выказывать уважение. Не уважай он Кэша, приехал бы в Лондон? Стоит ли вообще хоть что-то строить с тем, кого ты не уважаешь? Разве что секс на одну ночь, но... Они уже выяснили, что их связь не про это. Поэтому Алишер бы ушел. И это было бы крайне паршиво, но честно. Алишер бы поехал искать Кэша еще раз. Еще десяток или сотню раз. Лондон - это даже близко, Алишер бы поехал и в Африку. В льды и в пески, в непроходимые леса, богом забытые деревушки, в джунгли и шумные индийские города. Он бы поехал куда-угодно, но он бы ушел, если бы ему указали на дверь. Даже сегодня он подсознательно ожидал этого. Конечно, самоуверенность Белиала - штука довольно трудно сгибаемая. Он приклеивал свою коронную ухмылку на губы, вел себя показательно расслабленно, но он был готов уйти. Конечно, быть готовым и хотеть - это все еще разные чувства.

Алишеру кажется, что он сильный. Что может выдержать что-угодно. Он ведь бессмертный, черт побери. У него стальной стержень, прошивающий душу насквозь. Он не чувствует обид и поражений, его не задевают чужие слова и решения. Ему вообще глубоко насрать на этот мир и все человечество. Но он прикрывает глаза, чувствуя касание к своим губам. Он выдыхает так, будто в него выстрелили. И разом срывается напряжение с каждого мускула. Только теперь становится очевидным, что все тело было натянуто, как тетива. Он даже не замечал этого, пока стоял напротив, слушал, говорил, думал. А сейчас словно камни скатываются с плечей и становится легче дышать. Внезапно в пальцах появляется привычная легкость, мир начинает вновь шевелиться, наполняется звуками, наливается красками. Словно все время их разговора гостиная и сам Лондон все глубже увязали в тусклости черно-белого фильтра. Теперь палитра красок опрокинулась на снимок, вновь раскрасив изображение в яркие и живые цвета. Светлые волосы отливают не серебром, а соломой. Кожа мажет взгляд бархатом нежного персикового оттенка. Языки пламени из камина отражаются в глазах демона оранжевыми и красными искрами. И мир снова кажется настоящим. Несмелое касание взрывает сноп искр под ребрами, Алишер чуть морщит губы и тянется навстречу, касается губами, опаляет дыханием, шепчет,
- Черт... я тоже... Безумно скучал без тебя... - настолько скучал, что никого больше к себе подпустить так и не мог. Не захотел. Будто не было потребности в том, чтобы быть с кем-то. Только потребность быть именно с ним. Ехать за ним на чужие земли, в другую страну или на другой континент. Но вновь прикоснуться и забыть это ощущение опустошенности внутри. Второй поцелуй чуть более смелый, но у Алишера терпения не так много, как ему бы самому хотелось. Свободной рукой он тянет к себе, обнимая за талию. Впивается пальцами в горячую кожу и сам весь будто плавится в чужих губах. Тело отзывается моментально, но еще ярче отзывается даже не то, что на физическом уровне... Что-то гораздо глубже. То, что срывает вдох и швыряет его обратно на пол. То, что ударяет прямо по сердцу и заставляет моторчик нагнать четыре удара за раз. То, что опаляет жаром скулы и ползет по ребрам к груди, целясь в шею. Он тоже скучал. Но он и не подозревал, что настолько. Что пальцы будут сами собой сжиматься на чужом теле, словно в попытке показать мучительную тоску. Что губы будут властно целовать, воровать дыхание, подменяя его своим собственным. Что внутри все вдруг будет так живо трепетать и гореть. Раковая опухоль в груди рассыпается на мелкие зеленые цветы, ковром выстилающие грудную клетку изнутри.

Он едва способен оторваться, но прикладывает все усилия. Слушает, смотрит, улыбается почти счастливо, отвечая,
- Да. Конечно. Да, давай. - все еще смотрит на лепрекона, но будто не может никак наглядеться. Ладони ложатся на бедра, чуть сжимаются пальцы, будто Белиалу жизненно необходимо касаться. - Можно взять чего-нибудь по дороге и пробраться в обсерваторию в Гринвиче. - усмехаясь, он пожимает плечами, добавляя, - Думаю, деньги везде могут решить любую проблему и открыть любую дверь. Или ты хочешь в общество? - не выдерживая, склоняет голову, упирается своим лбом в лоб Кэша, прикрывает глаза, шепчет прямо в губы,
- Скажи, чего ты хочешь... - я свое уже получил. Я уже здесь, с тобой. Мне все равно что дальше. Ресторан, бар, клуб, парк. Смотреть на звезды или плавать в закрытом на ночь бассейне. Мне все равно. Скажи чего ты хочешь, и я исполню твое желание.

Подпись автора

Вас не простил я, меня уничтожить не по силам. Мы приехали с концертом к вам - вторая Хиросима!

Десять идеальных свиданий - как пособие для чайников. Белиал усмехается, отзеркаливая мимику лепрекона, но в сущности... Было бы крайне кстати, если бы существовало некое пособие для тех, кто вернулся из ада и собрался на чертово свидание. Его не бьет нервами, не трясет от волнения, но ровный белый шум внутри подсказывает, что Белиал понятия не имеет что он делает. Действовать по наитию и согласно ситуации он, конечно, может, но... Слишком много таких маленьких "но" запятыми вклиниваются в мысли, делят строки на абзацы и напоминают ему, что все это - не просто для галочки. Это не дежурная услуга за услугу, не очередной финт демоническими талантами ради достижения желаемой цели. Конечно, можно было бы выразиться и так, но тогда привкус бы изменился. Белиал хочет получить желаемое - Кэша. Не так, как желают новый автомобиль или смазливую девчонку в баре. Это желание не похоже на все то, что вело демона прежде. Разумеется, все продаются и все покупаются, важно лишь знать валюту. Даже не ценник, а именно то, чем платить. Кэша, наверное, можно купить честностью. То есть, условно говоря, заложить душу взамен на расположение этого лепрекона. Чем можно купить Белиала? Алишера? Агриэля? Мордекая? Пожалуй, только с последним все ясно, как белый день - слава и деньги. Но для самого Белиала это все же вторично. И он, стоя посреди опустевшей гостиной, всерьез думает о том, за что бы продался. Если отрезать от ситуации все лишнее, если убрать переменную с денежным именем, что останется? В конкретно этой ситуации Белиал продается за отношение Кэша. За улыбку, за взгляд, за право касаться. Даже не за возможность, а именно что за право. Когда касаешься не потому, что сам того хочешь, а потому что тебе позволено. Но если не Кэш, тогда какая валюта была бы в этом уравнении? Пресытившийся демон, столетиями утаскивающий людские души в преисподнюю, с трудом может представить то, что его действительно подкупит. Может быть... Верность? Стойкость? Может быть, даже вера. Он видел многих верующих, которые все же охотно продавались и шли на самые богохульные грехи. Но иногда, словно алмазы в грязи, в людском мире попадаются настоящие верующие. Те, кто верит не мозгом, а сердцем. Их сложнее сломить, но... Но все таки сломить можно всех. Получается, что и веру монетой не сделаешь, как ни старайся. Честность Белиал ценит довольно посредственно и не всегда эта самая честность вообще уместна. Верность - материя куда более тонкая, но и тут слишком много сносок мелким текстом. Так сколько же ты стоишь, Белиал? И за что продаешься?

Темные клубки мыслей разворачиваются и змеями уползают в углы, когда теплая ладонь касается пальцев и за дверью разливается ночь для двоих. Мысли тускнеют, стираясь, забываясь понемногу. Наверняка он вернется к ним снова и попытается найти ответы потому, что... Нет, Белиалу такое совершенно не свойственно. Но так можно описать его последние пару месяцев и особенно текущие сутки. Ему все это не свойственно и все же он здесь. В нем просыпается так много людского, так много искреннего и честного, что на мгновение становится страшно. И именно это людское просит ответов на подвешенные в воздухе вопросы. В тарахтящем транспорте искать каике-то там ответы нет никакого желания. Тут только улыбка на чужих губах, взгляд, зовущий за собой в ночь, пальцы, что царапают воздух в дюйме от его плеча. Алишер улыбается, растворяется во времени и позволяет себе не быть. Позволяет себе стать тем, кем его видят окружающие, с ним не знакомые. Человеком. Тем, кто может чувствовать. Тем, кто может скучать. Тем, кто хватает чужую руку и следует молча, ничего не спрашивая, ни о чем не думая, ни на чем не настаивая. Какой вариант для свидания выбрал бы он сам? Вряд ли это бы был очередной ночной клуб, ресторан или бар. Алишер устал от привычных тусовок, золотой молодежи и входу по спискам. Во всем этом нет ни капли оригинальности, все приелось, стало монотонным и практически рутинным. Он бы не хотел никакого общества вокруг них двоих потому, что общество неминуемо бы захотело, чтобы с ним делились. Ни делиться собой, ни делить Кэша Алишер сейчас не готов.

Он слушает, он улыбается, он прикуривает и смотрит сквозь сизые витки дыма.
- Иронично, что я в Ирландии был, кажется, всего раз. Обычно выбор падал на какие-то слишком шумные места, где природу заменили каменные джунгли. Хотя в прошлом... - память включает обратную перемотку, мысль бьется стрелой о порог адской бездны и Белиал недовольно поднимает голову внутри. Алишер же усмехается, отсекая лишнее, выдавая лишь,
- Нет, ладно, в прошлом я не особенно сильно отличался от текущего себя и обычно выбирал крупные города и шумные компании. Ирландия мне всегда казалась чем-то слишком... Ммм... Местечковым? Не знаю, как объяснить. Что-то маленькое, испещренное полями, мостовыми, рекой. Пропахшее солодом и речной тиной. Войны и кровь - раньше, футбольные фанаты и бродячие псы - теперь. - он пожимает плечами и в голове возникает странная мысль. Ведь получается, что у Кэша есть родина. Есть земля, в которую он уходит корнями. Земля, из которой он происходит. Это место, в которое можно вернуться в любой момент. Как бы сильно оно ни менялось, но туда можно взять билет. У Белиала нет такой роскоши. Конечно, есть местечко, которое считается его домом, но кто в здравом уме решит поехать на рехаб в ад? Я бы показал тебе изнанку этого мира, но боюсь, она тебя сожрет. Ты слишком чистый для нее. Слишком живой. И понимание, что они все же не люди, что их не ждет никакой отпуск, уикенд или что там бывает у парочек из глупых фильмов, острыми углами бьется об изнанку ребер. Это нормально, но все же несколько странно. Хотя из них двоих Кэш определенно более человечный. Имеющий историю, родину, происхождение. Конечно, и в его случае остается закономерный вопрос, кто же его породил, но тут хотя бы можно подумать. Белиал точно знает кем создан. И точно понимает, что не рожден привычным путем. Он бы сказал, что у его истинной сущности не было даже пупка, но проблема в том, что его истинная сущность в принципе лишена всего человеческого. Показать себя настоящего - означает содрать с себя кожу и мясо, став пугающим монстром, пламенеющим демоном. Людям в последние пару веков стало свойственно романтизировать образ демонов. Они наделяют их красивыми лицами, рисуют им остроконечные кожаные крылья и витиеватые рога. Правда куда уродливее. Демоны не красивы. Просто они могут выбирать для себя красивую оболочку. Могут создавать ее с нуля, ткать плоть прямо поверх костей. Но на самом деле они не красивы. Они пугающе огромны, опасны и всем своим видом способны вызвать лишь волную удушающего ужаса.

Он улыбается, вторит,
- А вот в Москве я оказался целенаправленно. Я там был когда-то. Еще при царях и всех их дворцовых драмах. Но Москва мне нравится. Россия - нет, а Москва - да. - он усмехается, отправляя сигарету в ближайшую урну на гибель, ловит в воздухе ладонь лепрекона, оказывается ближе и лукаво улыбается, глядя в глаза,
- Но Москва никогда не была так прекрасна, чем когда в ней оказался ты. - звучит откровенно, удивительно, ошеломляюще. Белиал непривычен к таким словам, но что-то внутри проверяет каждую букву на честность и ставит штамп "годно". Потому что Москва и правда не была такой манящей и удивительной раньше. Она была шумной, бурной, горячей, ненасытной - да. Но такой удивительной - никогда прежде. Как и у Кэша, у Алишера тоже есть свое "но". И теперь два таких "но" стоят напротив друг друга и смотрят в глаза.
- Наверное, как и любой другой город на земле. - плечи чуть дергаются вверх, лающая усмешка срывается с губ и бьется в ночном воздухе мотыльком, стремящимся к свету. К холодным лампам над катком, где кружат люди, вспарывая лед острием конька. Белиал смотрит из-под бровей, чуть вскинув их выше, улыбаясь губами и взглядом,
- Не уверен, но кто мешает попробовать? - если ты этого хочешь. Если ты выбрал этот вариант. Наплевать, я готов пробовать. Даже если это будет не каток, а прыжки с тарзанкой или купание с крокодилами. Скажи чем ты хочешь заняться и я попробую это вместе с тобой. Потому что ты должен понять, что ошибся. Должен осознать, что я никогда тебя не использовал. И что мне до смешного страшно сделать что-то, что тебя отвернет навсегда. Глупо, наверное. Но хотя бы честно.

Коньки в жизни демона были когда-то слишком давно и тогда конструкция была более примитивной. Нынешние удобные, пока идешь к ледяному зеркалу вдоль бортика по резиновым коврикам. Едва ноги касаются льда, глаза становятся шире и Белиал выдыхает,
- Ах ты ж блядский боже... - ноги не разъезжаются и на том спасибо. Но каждое движение пока слишком затрудненное, как у человека, который заново учится ходить после травмы. Острие конька, оказывается, не так уж глубоко входит в лед и рухнуть демонической мордой прямо на ледяное крошево - перспектива, маячащая буквально позади его плеча.
- Окей, сдаюсь, мне нужна твоя помощь. - он смеется, ловит в воздухе руку лепрекона, тянет к себе, но коньки упрямо тащат его самого и уже непонятно кто к кому едет. По крайней мере, это забавно. И в глазах напротив можно увидеть отражение сиюминутного счастья. Может, не слишком объемного и далеко не глобального, но хотя бы того, которое "здесь и сейчас". В принципе, этого хватит. В принципе, ничего важнее и нет.

Подпись автора

Вас не простил я, меня уничтожить не по силам. Мы приехали с концертом к вам - вторая Хиросима!

Ему не часто удается оказаться где-то вне стен и при этом не стать центром внимания очередной стайки людей, будь то фанаты или журналисты. Последние и здесь бы сновали вдоль бортика, сжимая свои бесценные камеры в цепких лапах, если бы знали, что Мордекай в Лондоне. Завтра, наверное, новость долетит до чуткого слуха пронырливых репортеров, но сегодня еще есть шанс на уединение. Белиал никогда не страдал от своей популярности и намеренно выбирал для себя именно такой путь. Впервые, пожалуй, ему хочется стать кем-то другим. На один вечер и одну ночь. Кем-то обычным, простым, не привлекающим внимание. Потому что кажется, что именно сейчас, именно сегодня это необходимо. Слава и толпы фанатов всегда были кстати, являясь неотъемлемой частью самого Белиала. Но сегодня он Алишер. Сегодня он не хочет вспышек камер, не желает скалиться репортерам, не жаждет ставить автографы на груди у фанаток. Сегодня он хочет сохранить то зыбкое, что только начинает строить. Потому что сегодня он скорее не демон, а какой-то практически смертный. Почти человек. Разумеется, это все ложь. Он никогда не станет обычным человеком. Более того, он никогда этого не захочет на самом деле. Сиюминутно и в моменте - да, но так чтобы навсегда... Белиал не знает как жить такую жизнь.

Каток блестит белизной, бьет светом по глазам, чертит улыбку на губах - такую же острую, как линии под лезвиями коньков. Сжимая теплую ладонь лепрекона, он чувствует этот момент кожей. Каждой молекулой, каждым атомом. Мир остается за пределами ледяной линзы, шумит где-то там, вдалеке, не стремится нарушить уютное единение и новую тишину. Играет музыка, приглушенно звучат голоса людей и шелестит лед под коньками, но Белиал слышит тишину. Привычный к шуму толпы, сейчас он ощущает удивительную легкость и пустоту. Не ту тяжелую и едкую, а свободную, чистую. Будто лед и прохлада способны очистить все помыслы, стереть прошлые деяния, сделать его кем-то другим. Он не знает кто изобрел коньки или подарил их человечеству. Он не катался по замерзшей Темзе. Он вообще не отличился ничем хорошим. Белиал приложил руку к дворцовым интригам, массовым оргиям, преступлениям, треску костей слабого скелета закона. Он только усмехается, понимая, что ответить чем-то аналогичным Кэшу он не способен. Его жизнь была весьма греховной, как и полагается демону-искусителю. И в этой жизни не было ничего вот такого простого и чистого. Настолько нормального, настолько обычного. Ухмылка чертит по губам, залегает тенью в уголках, отражается во взгляде и голосе,
- Кто бы ни подарил людям коньки, он был тем еще садистом. - смех прокатывается из горла и бьется о лед, словно серебристые мелкие рыбешки. Алишер добавляет, - Но это интересный опыт. - словно бы между строк пытаясь сказать "нет, ничего, давай покатаемся, куда нам спешить, куда нам бежать". Ведь ничего не мешает им провести здесь целую вечность, а еще одну где-то в другом месте и за другим занятием. У них в распоряжении все время мира. Им не за чем гнаться. Они все успеют.

Трудно сказать, на чем Алишер концентрируется больше - на том, чтобы устоять и завершить первый круг или на том, чтобы не выпускать чужую ладонь и не лишаться этого почти спасительного тепла. Привыкший чувствовать себя победителем по жизни, он привыкает и к движениям на льду, шагает смелее, скользит увереннее. Постепенно начинает получаться и лед уже не кажется таким критически скользким и ненадежным.
- Замерзшая Темза... - наконец-то роняет Алишер с усмешкой, чертит новую полосу, бросает взгляд на Кэша, - Кажется, все мои истории сведутся к оргиям и преступлениям. О, ну еще к легализации всякого... К революциям, дракам, кровосмешению в царских семьях, к мужеложству... - смешок звучит громко, Алишер тянет губы в искренней улыбке, лукаво глядя на Кэша. Ну да, с последним у него отношения сложились довольно примечательные. В целом, Белиалу всегда было наплевать на пол того, кто ложился к нему в постель. Но в те времена, когда за мужеложство можно было лишиться головы, Белиал приложил не мало усилий, чтобы подвести к этой черте сотни мужчин. Это было весело. Это было забавно. И это, конечно, было жестоко. Позже он принимал участие в легализации и однополых браков, и травки, и бог весть чего еще. Но никакие деяния настоящего не изменили его прошлого. Впрочем, ну чего ожидать от демона? Лучшее, что можно от него получить - договор. И то лишь в том случае, если ты уже собрался отправляться к праотцам потому, что после подписания договора жить тебе останется всего пару дней. Это как если бы сравнивать джина и ифрита. Пока первый исполняет желания и верно трудится на благо владельцу, последний же делает все, чтобы каждое желание хозяина извратить и обернуть против него самого. Белиалу даже извращать ничего не надо, он по сути дает людям то, чего они у него просят. Но взамен забирает то, что нужно ему самому. Душу. Не обязательный ритуал, без этого можно прожить, хоть такая диета и может ослабить его. Он не проверял, впрочем. Вдруг, это вообще никак не повлияет на его силы? Ведь вера в его пантеон сильна, как никогда прежде, а демонов знают, господи храни Данте и Гоэтию. Но диета Белиала все равно не прельщает настолько, чтобы ее попробовать. Он допускает сейчас, что такое возможно... Что если дальше они с  Кэшем... А что, собственно, ждет их обоих дальше?

Лондон серый, почти тоскливый, хотя в центре шумный ночами не меньше, чем полюбившаяся Москва. Но все же это Лондон. Если бы Алишер выбирал, он бы выбрал Америку. Нью-Йорк, Вашингтон, Сиэтл, Вегас, Фриско. Что-то яркое, звучное, масштабное. Вегас кажется и вовсе локальным раем для такого, как он. Жить там, разумеется, невозможно. Но можно уехать куда-нибудь в Хьюстон, к примеру. Греться в этих симпатичных домиках за белым заборчиком и строить из себя примерного гражданина Соединенных штатов. Или Европа? Или острова? Что будет дальше? Едва ли Кэш воспылает желанием вернуться в Москву, а Алишер... Он не привязан к шумной российской столице настолько, чтобы упираться фигуральными рогами в свое желание вернуться в златоглавую. Но проблема даже не в выборе города или страны. Проблема в том, что у него нет понимания, куда все это вообще способно завести их обоих. И пока лед трещит под коньками, игольчатая ледяная стружка присыпает глянцевую, местами шероховатую уже, поверхность, Алишер может думать и пачкать молчанием тишину. Может тянуть за ладонь к себе, кружить несмело и почти смешно, улыбаться, глядя в глаза. Пока еще не настало время решать что-то глобальное. Но мысль сама приходит в голову. Америка и Европа остаются не у дел, когда внезапно вспыхнувшее желание толкает ближе к Кэшу, а голос звучит довольно и ровно,
- Ты был в Африке? Ну, не в больших городах, а в этих поселениях и деревнях. Там, где все еще гадают на костях и поклоняются Самди. Где босые ноги - не признак твоего сумасшествия. Я подумал, что... - он пожимает плечами, усмехаясь, - Кажется, я не был в отпуске и Костик скоро начнет думать, что я - андроид. И кажется, я почти не изучил Африку, а там довольно... Много девственно чистого. Интересного. Во всех смыслах. - потому что помимо интереса туристического, у Алишера есть еще и демонический. И маленькие деревушки в Африке - это как раз те места, где даже можно явить свою суть и ничего не опасаться. Ну, покричат эти люди "демон!", ну и что? Они постоянно так делают. К черту договоры, там можно просто насытиться пороками. В обществе, где нет никакой морали и рамок, так легко наслаждаться истинной сутью природы, настоящими желаниями и пороками каждого двуногого в этом мире. Если им придется куда-то уезжать или что-то делать, почему бы не уехать в Африку? Алишер смеется,
- Я бы даже завел себе змею оттуда! Кажется, я никогда не заводил никаких домашних животных. Ну, кроме Костика. - и смех звучит вдвое искреннее. Будто и правда... Будто он на сегодня смог стать обычным человеком, который смеется и шутит, планирует отпуск и просто проводит время с... Партнером?

Подпись автора

Вас не простил я, меня уничтожить не по силам. Мы приехали с концертом к вам - вторая Хиросима!

Сколько бы мир ни мчался вперед, всегда оставались яркие пятна, как засвеченные места на старых полароидных снимках. Этот момент тоже останется белым пятном, вызывающим приступ скупой ностальгии. Или нет? Белиал не может знать потому, что в такие переплеты раньше не попадал. Обычно ведь все было куда проще, а теперь... Он сжимает теплую ладонь лепрекона, улыбается, говорит об Африке и глупо шутит про Костика. И все это кажется слишком нормальным, чтобы быть правдой. Потому что... Ну, где они, а где норма? Они ведь не парочка, которая вечером выбралась на каток. Они не влюбленные голубки, устроившие себе свидание под открытым Лондонским небом. Наверное, все эти "не" можно перечеркнуть, но все равно правда упрется в то, что ни Кэш, ни Алишер не являются людьми. Вековая скука давит на плечи, обметает пылью времени чернильные узоры на телах. Будь они людьми, наверное, все было бы если не проще, то хотя бы понятнее. Человек всегда ограничен в ресурсах. Чаще это деньги, но многие почему-то не думают, что есть ресурс куда более ценный. Время. Покуда ты лишен необходимости думать о смерти или старении, ты не можешь в полной мере понять этих смешных человечков. Они спешат жить, глотают впечатления и эмоции, забывают, вспоминают, любят, разбивают сердца или лица. Они всегда спешат, как трудолюбивые муравьи в большой колонии. И они бы наверняка запомнили этот момент. Может быть, сделали бы пару снимков, поделились с друзьями в социальных сетях или распечатали бы, чтобы убрать в шелестящие страницы любимой книги, что будет стоять на положенной полке еще долгие годы, прежде чем случайно выплюнет старый снимок на дощатый пол. И тогда память вдруг оживет, взмахнет крыльями, стряхивая с себя книжную пыль, ворвется в жизнь ярким всполохом, чтобы показать еще раз один вечер из тысячи. Ностальгия. Алишер не уверен, что ему доступно это чувство. Что с ним может такое случиться. Даже людям, чей ресурс времени критически ограничен меньше, чем даже в один век, случается забывать такие моменты. Да что уж там, им случается забывать и куда более важные события, будь то рождение ребенка или брак. Помимо простой забывчивости или возрастной деменции, люди подвержены целому вороху заболеваний, а еще они хрупкие и донельзя ранимые. Одна глупая авария может повлечь полную амнезию и тогда никакой ностальгии. Даже взгляд, брошенный на случайно выпавший из книги снимок, не вспыхнет узнаванием. Улыбка не тронет губы. Человек даже не вспомнит, что это действительно было и действительно с ним. Если уж людям свойственно забывать... Запомнят ли они?

Смеющийся взгляд на мгновение отвлекается на чертыхающуюся девушку, сквозит пониманием, но Алишер молчит. У всех свои таланты и свои секреты. Пусть все останется так. Понимающим молчанием протянется между ними, чтобы застыть в граните вечности. И они оба тоже застынут однажды... Ведь вера все же не вечна, а им уготовано место на пыльных музейных полках. Там на артефакты некогда великих, кому поклонялись миллионы, будут глазеть без особого интереса. И вновь пыль, но теперь уже не скуки, а заброшенности. Пыль забвения. Может быть, и их ресурс времени критически ограничен, но еще не иссяк. Еще есть время и они могу насладиться им сполна, потратив эти остатки как им двоим вздумается. Поехать в Африку, завести змею, вручить ее Костику. Построить шалаш или заплатить местным и въехать в любой понравившийся дом. Провести в бесконечных блужданиях среди лесного массива часы и дни. Говорить. Смотреть. Касаться. И не жалеть. Ни о чем не жалеть. Потому что это именно то, что им свойственно быть не должно. Но Белиал жалел... Поэтому он здесь. Он жалел, что отпустил, что не смог удержать, что лишился чего-то иррационально ценного и болезненно важного. Они оба - не люди, конечно. Но людского в них весьма много. В улыбке, которую демон обращает к лепрекону. Во взгляде почти черных глаз, сквозящих желанием сорваться в любую авантюру, лишь бы суметь зацепиться, удержать, раскрутить все это и сохранить хотя бы на время. Ведь кто знает, сколько его есть у странной парочки. Может быть, век. А может, всего сутки. Белиал улыбается, позабыв про девушку с ее потонувшим в уличной луже телефоном. Ладони делятся теплом, в довольном прищуре глаз нет ни намека на ужасающую демоническую суть. Он лишь смеется в ответ,
- Да брось, Костик не замечает никого вокруг. Ни вокруг меня, ни вокруг себя. Он помешан на цифрах, рейтингах... Мне иногда кажется, что это он - андроид, а не я. Ладно уж, что я не сплю и не ем. Но я ни разу не видел Костика спящим! И если бы не тот факт, что пахнет он определенно, как человек, я бы рискнул предположить, что он тоже какой-то из божков... Ну, скажем, греков. Их там как раз примерно пару сотен, легко запутаться и упустить странного паренька из виду. - он смеется легко и открыто, чуть кивает Кэшу, добавляет,
- Африка. Тебе нужно что-то собрать? Или мы можем улететь туда прямо сегодня? Прямо сейчас? - смех дробится и осыпается на крошево льда под ногами. Белиала нигде ничего не держит, если вдуматься. Слава и амплуа популярного рэпера - это мишура. Да и никуда его паства не денется. Немного подогреется интерес спонтанным отсутствием любимого кумира, и только. Ему нечего собирать в дорогу, не с кем прощаться, нечего ждать. Он готов прямо с катка уехать на такси в аэропорт и помахать Лондону татуированной рукой на прощание. Ведь какая разница, что за декорации окружают его, если в его ладони теплом пульсируют пальцы лепрекона. Разве не ради этого он сюда и приехал? И будь его путь проложен не в Лондон, а в Кению, разве могло бы это остановить решительность демона? Так что прощание с Лондоном для Белиала долгим и слезным не станет. Это всего лишь еще один город. Просто точка на карте.

Но пока демон поддается внезапно разбушевавшимся мыслям, кусает губу и тянет Кэша ближе. Вторая рука ныряет в карман, чтобы вытащить телефон, улыбка растягивает губы, а голос звучит весело и непривычно тепло,
- Наверное, есть же что-то в этих фотографиях, да? - но вопрос будто не предполагает ответа, а лишь маскирует изворотливое желание сохранить память об этом моменте. - Для личного архива... - И даже если все закончится завтра, у него останется болезненное, но столь приятное воспоминание. Лицо Кэша на снимке рядом с ним самим. Неприлично близко, чтобы дыхание лепрекона ласкало демонические скулы. И глаза на снимке неестественно яркие, напоенные желанием жить. Белиал тянет Кэша к себе, а руку с телефоном вперед и чуть вверх. Обычно ему совершенно не свойственно делать фотографии, этим занимаются другие люди, да тот же Котик, если нужны новые снимки звезды. Но этот снимок едва ли просочится в социальные сети. Он нужен для того, чтобы навсегда остаться памятью. Чтобы стать доказательством себе самому, что все это действительно было... И действительно с ним.
С Кэшем.

Подпись автора

Вас не простил я, меня уничтожить не по силам. Мы приехали с концертом к вам - вторая Хиросима!