Когда встреча с подписчиками совпадает с выставкой от академии — обычное тихое разглядывание живописи неминуемо превращается в балаган. Выживающее на деньги с грантов общество “Галерея молодым галеристам* ежегодно устраивало эти лицемерные показы картин, фотографий и скульптур от юных творцов, получивших место в академии изящных искусств и желающих прославиться раньше заслуженной пенсии. В Greco проводились концерты, собирались пожертвования в помощь онкобольным и сиротам, здесь выступали певцы и выставлялись претенциозные художники, к коим частенько относили О’Гейла (“сына Рахула и Амалы, несчастных родителей из неблагополучной Индии”) и его многочисленных однокурсников. Мероприятие “Картины мира и образы насилия” было решено совместить с фанатским общением (“вы же блогер, верно?”) и коротким интервью одному новостному изданию (“скажите, а эти кроваво-красные фламинго —  часть вашего культурного кода? вы таким образом пытаетесь показать боль родной страны?”). Не сказать, что Кали был в восторге. Светские беседы с критиками и критикессами вообще не входили в его распорядок дня, тем более что люди (смертные) редко когда правильно интерпретируют написанное.

Чтобы забить время и отвлечься от шума вокруг, Нил рисовал. Падки жадные подписчики и праздные чопорные ценители на работу “вживую”, мол, так легче прочувствовать душу художника и поймать его волну. Погружённый в себя, О’Гейл не сразу понял, что именно вырисовывалось на белом полотне, просто позволил фатуму вести кисть — закатав рукава, молодой художник чуть ли не по локти вымазался чёрно-красными кляксами.

Они походят на кровь, да? Как красиво ложатся на кожу, почти как мехенди.

Причиной романтичному настрою было непривычное ощущение в сердечной чакре. Знакомое одухотворённым поэтессам и кровожадным богиням в равной степени остро. Тьма надвигалась на святой Рим. А там, где тьма, всегда есть о н. Будь Кали укутанной в дорогие ткани древней принцессой, а не молодым человеком, наверняка сравнила бы это глубокое чувство с волнующим ожиданием первого свидания.

Только воительница далеко не вздыхающая леди вот уже не одну сотню лет.  Да и о н не пылкий любовник. Просто тьма имеет свойство манить каждый раз, как в первый. Подобное притягивается к подобному, как говорил Шива.

Нил фыркнул и прикрыл глаза. Значит ли это, что он подобен Князю Тьмы, чья украшенная витыми рогами голова венчала написанную венозной краской фигуру?

Ему польстит это, знаешь? Что ты его ждал и ждала одновременно вот уже не одну сотню лет.

Трепет усиливался. Чем ближе подходил Люцифер, тем плавнее и любовнее становились штрихи на холсте. Окружающий гомон стих. Стало слышно, как скользит по краске указательный палец Нила —  мантия Князя нуждалась в последнем штрихе. Губы О’Гейла тронула ироничная ухмылка, когда руки Люцифера легли на плечи.

—  Сложно не ждать того, кто одним приближением будоражит душу, —  Кали повернула голову и скривила мальчишеские губы в усмешке. —  Это Армани?

Он имел в виду парфюм.

Нил склонил голову, разглядывая получившуюся композицию. Ей не хватало глубины. И всех оттенков багрово-красного. Хотелось плеснуть больше крови властителю Ада, чей обходительный тон пробуждал огромный спектр эмоций: от невинных до вполне себе запретных (Кали знала этот трюк, он работает безотказно на любом существе, да и никого не удивит в их безнравственное время ухмылка одного семнадцатилетнего обаяшки, на которого обратили внимание).

О’Гейл вытер руки и вдруг заметил, что вокруг них образовался “вакуум”. Случайные свидетели внезапно увлеклись другими вещами в зале. Он повернул голову и смерил Люцифера любопытным взглядом.

—  Отлично выглядишь.

Нил указал кистью на портрет.

—  Нравится? Жду, когда сюда вломится вся католическая братия и плеснёт мне в лицо святой водой.

Подпись автора

Ты права. Ты не такая, как остальные, тебе не нужно РАЗРУШАТЬ ВЕЩИ, чтобы что-то доказать.