Молоко и молитва - лучшее лекарство от черной смерти | дата и место: 1353 год лето Германские земли, Майнц |
- Подпись автора
Мария — это как Брюс Уиллис.
Любое кино делает круче, так и Мария любую штуку делает круче.
infinity x abyss |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » infinity x abyss » — harenae tempus » Молоко и молитва - лучшее лекарство от черной смерти
Молоко и молитва - лучшее лекарство от черной смерти | дата и место: 1353 год лето Германские земли, Майнц |
Мария — это как Брюс Уиллис.
Любое кино делает круче, так и Мария любую штуку делает круче.
Возможно, он слишком породнился с людьми, раз уже начинал чувствовать некое подобие усталости. Сколько же он не спал? Неделю? Месяц? Год? Ещё один город, который он взял в собственные руки и ринулся в собственную битву. Пускай его братья рыскали по миру, пытаясь найти источник заразы - ему было совершенно без разницы, ибо кому-то на этой планете необходимо заниматься "грязной" работой.
- Отныне, - Даже в самом голосе звучала усталость. Воистину - немудрено, что младшие сыны решили, будто наступал конец всего мироздания. - Все контакты с больными запрещены. - Эхо, разлетавшееся по опустевшим залам, причиняло боль не только ему: он видел её отражение в глазах представителей городского совета. По крайней мере, тех, кто остался в живых. - Исключения составляют добровольцы госпиталя и похоронные команды. - Сколько раз он уже раздавал подобные указания? У людей даже не было сил задуматься, с каких пор обычный баварский герцог обладает правом командовать. - Последним же дано право покидать город для уничтожения тел. - Лишь в конце, Энгельгардт понял, что все взгляды, вместо карты города, устремлены на него. - Для похорон. -
- Люди будут прятать их. - Да, будут. Он и сам понимал, что человеческое горе способно толкать на неразумные поступки. С начала чумы, Энгельгардт шествовал за ней по пятам, взирая на то, как люди всё больше и больше склоняются к безумию, не видя абсолютно никакой надежды и всё-таки, он должен был хоть как-то смягчить их боль. - Будут бунтовать. -
- Это уже Ваша проблема, господин командующий. - Вновь пришлось прикладывать усилия, чтобы заставить людей действовать и пожалуй, единственное, что ужасало Энгельгардта всякий раз, так это абсолютная апатия младших сынов. - Итак, - Он потёр переносицу с таким ощущением, будто иглы вонзились в самое основание мозгов. - Продолжим, если никто не против? -
Собрание закончилось лишь далеко за полночь, когда, на объятый ужасом город, опустилась тьма. В пламене свечи, Энгельгардт взирал на своих слушателей и понимал, что стоит ему только на секунду расслабиться, как те упадут без всяких сил. Лишь когда последний член совета, не без помощи слуг, устроился в спальных помещениях, Энгельгардт, прихватив фолиант, где подсчитывалось количество заболевших, умерших и здоровых, покинул ратушу. Лишь на секунду, всего на миг, он позволил себе расслабиться, опираясь на стену и глядя куда-то в пустоту. За то мгновение он сам, не прибегая к записям, воскресил в памяти каждого, кого проводил в иной мир и каждого, кого подтолкнул вновь расправить плечи и идти дальше. Расклад мог порадовать кого-угодно, но только не покровителя медицины.
Для каждого шага необходимо было прикладывать настолько неимоверные усилия, что Энгельгардт уж было решил, словно проще отпустить грехи Иуде. Он буквально собственной кожей ощущал, как сотни цепей, подобно голодным змеям, обвивали ноги, не давая следовать дальше. В переулках, полных чумных крыс и тел, среди мерзкого писка и чавканья, Энгельгардт слышал шёпот и плачь: сотни голосов рычали и стонали одновременно, шептали и ревели, что было сил, проповедуя о скором конце времён и гибели всякой надежды. Презрение - было ответом Энгельгардта, когда тот, сжимая покрепче посох, нёс свет, даруя не упокоенным душам свободу. "Не сегодня!" - В праведном гневе приговаривал разум. - "Не сейчас. И не завтра, не послезавтра! Никогда!"
- Ты всё не спишь, дитя? - Он оказался в монастыре практически пред рассветом: измотанный, проклинающий всё вокруг, Энгельгардт рассчитывал пробраться в свои покои, подобно призраку, но раз за разом его встречала пара глаз. То был ребёнок кузнеца - хороший парень, которому попросту не повезло родиться в то время, в которое он существовал. Они глядели друг на друга лишь секунду, пока мужчина не выдавил из себя улыбку. - А вот и зря - сон важен. Впрочем, мы через это уже проходили десять ночей. Пойдём, - И жестом, Энгельгардт подозвал к мальчишку, вручая тому посох и фолиант. - Посмотрим наших пациентов. -
Спустившись вниз, Энгельгардт прежде всего протянул своему спутнику маску - не бог весть что, но тем не менее, хоть какая-то защита, жаль только, не было щита, чтобы укрыться от общей атмосферы: распределённые по разным казематам, мужчины, женщины и дети лежали врозь, не в силах встать и пошевелиться.
Лишь благодаря влиянию Энгельгардта, их крики боли улетучились в мгновение ока и он, указав мальчику стоять поодаль, принялся осматривать каждого, диктуя своему "оруженосцу" данные и прогресс болезни, которые тот записывал, используя вложенные в фолиант колбу с чернилами и перо. Где-то Энгельгардту приходилось использовать свои скрытые таланты, чтобы не дать чуме проникнуть в дыхательные пути, избавляя больного от бубонов, где-то - с разочарованием понимал, что даже если истратит всего себя, всё это не будет иметь абсолютно никакого смысла. Возможно, чума и являлась порождением природы, но факт того, что она несла на себе след чего-то потустороннего и незримого, раздражал мужчину, внося в и без того тяжёлое дело новые трудности.
- Что за. - Подняв руку у очередного больного - девушки лет двадцати четырёх, Энгельгардт чуть не превратил её в пепел, когда увидел вскрытые бубоны. - Дитя, - Лишь на полуслове он понял, что чуть было не рявкнул на все залы и дал себе мгновение, чтобы успокоиться. - Ты знаешь, кто сделал это? - И мальчик указал ввысь, где были покои монахов. - Я же сказал - не трогать это. Что за глупцы?! - Огонь, тускло освещавший подвал монастыря, чуть было не потух, а маленький оруженосец сделал два шага назад, не в силах посмотреть на Энгельгардта. - Но подле. - Смягчился лекарь. - Что сделано, то сделано. Продолжим. -
И лишь закончив ритуал осмотра, Энгельгардт, выбравшись из подвала, вместе со своим спутником, почувствовал тревогу. Замаскированное страданиями больных, это чувство преследовало его раньше - тягучее, сковывающее всякие движения. Чувствуя, как на лбу выступает пот, мужчина перевёл взгляд на мальчишку, упавшего на пол и приложил ладонь, источавшую мягкий свет, ко лбу.
- Не ожидал увидеть тебя здесь. - Убедившись, что с мальчиком всё хорошо, Энгельгардт уложил его на импровизированную постель и взяв стул, уселся рядом, глядя в темноту. Сжимая посох, он выглядел уставшим, будто все прожитые годы в одно мгновение внесли свой отпечаток. - Уж правду сказал тот, кто назвал сей мир тесным. - И тем не менее, освящённый лунным светом, Энгельгардт улыбался. - Приятно видеть, хотя и чувствую рок проклятия в тебе. - Почёсывая подбородок, мужчина внезапно спохватился. - Прошу, - Взяв фолиант, мужчина указал на проход, где находились его покои. - Пойдём. Мне будет в радость оказать тебе гостеприимство. -
И если б люди знали, кто пред ними, то усмехались, глядя на жилище Энгельгардта: то была келья без окон и кровати - её функции заменял настил на полу. На столе, чуть ли не на расстоянии шага от входа, стояли укрытые тряпками чашки с хлебом и сыром, которые мужчина подвинул к своей гостье, а сам, отложив всё в сторону, склонился над колбами, где прорастали колонии грибковых пенициллов.
- Угощайся, Мария. - Всё ещё улыбаясь, Рафаил указал ладонью на стул, скрывавшийся под столом. - Расскажи, пожалуйста, чем я могу тебе помочь? Так понимаю, - Вспоминая, архангел устремил свой взор на гостью, будто желая что-то разглядеть. - Тот медальон, мой дар, всё ещё с тобой? Иначе как ты обнаружила меня? -
Акт I: Грёзы о единстве.
- Сцена 1.1: В которой "юный" герой выступает третейским судьёй, пытаясь распутать гордиев узел и терпит полнейшее фиаско - 34 год. [Мария / Михаил].
- Сцена 1.2: Которая показывает, что даже пред злейшими врагами, Рафаил способен проявить подобие милосердия - 1030-й год. [Лилит].
- Сцена 1.3: Крах мечты о единстве. - 1099 год. [Гавриил].
- Сцена 1.4: Испытание лекаря. Ибо сказано: "Не навреди" - 1353 год. [Мария].Интерлюдия:
Акт II: Где даже ангел не решится сделать шаг.
- Сцена 2.1: Древо свободы надобно поливать время от времени кровью патриотов - 12-14 июля 1789-года. [Клио]
- Сцена 2.2: Сильные люди понимают, что иногда нужно идти на крайние меры, чтобы остановить кровопролитие. - 1944 год. [Кали] [V]
- Сцена 2.3: В которой архангел показывает миру колоссальную разницу между ним, братьями и Отцом - 29-ое февраля; 2020 год [Мария]
- Сцена 2.4: В поисках ответов на вопрос о местонахождении Отца, Рафаил снисходит в Ад и терпит поражение. - 26-ое января; 2021 год. [Асмодей]
- Сцена 2.5: И даже после падения в пропасть, архангел находит главный мотив, чтобы подняться вновь. - 27-ое января; 2021 год. [Мария]Интерлюдия:
- Сцена 3.0: Ведь как можно быть покровителем людей, если не познаёшь самого главного чувства? - март; 2021 год [Гармония]Акт III: Смеющийся Бог.
- Сцена 3.1: Когда наступают тёмные дни, в борьбе за Свет все средства хороши. - 12.04.2021 г. [Асмодей / Афина / Гармония]
- Сцена 3.2: В которой приходится искать разгадки на загадки. - 22.04.2021 г. [Клио]
Прежде я видела тьму, мы были так близки, точно сестры сроднившиеся плотью в чреве матери, неотделимые, как сиамские близнецы, и одной без другой - смерть. Однако и вместе, скрепив свои руки тугим захватом, они сеют лишь голод, мор, болезни и смерть, для которой сами стать лакомством не желают. моя тьма никогда не отступает... прежде, больше тысячи лет назад, я видела свет, я нашла его,коснулась, позволила ему объять меня, поглотить в ослепляющем сиянии. Я поверила, я верю и теперь, но разум мой, стремящийся к небу в чистоте не в силах побороть плоть. И червь, ядовитый паразит выгрызает меня кусок за куском изнутри, подталкивая идти вперед и утолять его голод потоками мертвых тел. Где я - там тьма, где тьма - там язвы, где болезнь, там смерть. Выходит, я снова как в мутной пустоте прошлого до Его появления в моей жизни, бреду вот тьме, рассыпая ее за собой взращивая побеги зла и смерти, точно волшебные райские сады. вот только в этих кущах горящие бесы, грешники, извивающиеся на праведных кострах, и боль, бесконечная, меняющая черты, каверкающая неначатую жизнь. Две недели назад в Мюнхене, за мой подол цеплялась женщина. Она могла держаться с трудом, упираясь локтем в мощенную, но перепачканную золой мостовую. Одной рукой она зажимала тонкие, костлявые платья на моей юбке, другой прижимала к себе синюшное тело младенца, с явными нарывами на шее и лице.
- Фрау, фройлян, госпожа, спасите, спасите - она тянет ко мне бездвижное тельце, похожее скорее на дурную куклу, долго пролежавшую в холодном пруду - опухший, синюшная кожа, запавшие глаза, приоткрытый еще беззубый рот. Совсем крошка. - не меня его, спасите моего сыночка. Мой сын, мой мальчик, как же ему больно - от этих стенаний хочется зажмуриться, сжать зубы до крови и мгновенно утратить всю память. всю до той крупицы, которая в этот миг возвращает меня к другой матери, которая не смела открыто просить за сына, и лишь жалела его также истово, нежно, отчаянно, когда его гнали на смерть.
- Не могу - я знаю, в чем причина, несколько лет, что я скитаюсь по Европе, догадки давно укрепились в раскаяние и покаянное понимание. - Не могу - качаю головой, глядя в ее блестящие слезами глаза. Надо же, кажется она здорова, при всех обстоятельствах.
- А как же мне жить без него, как жить? - она прижимает тело к себе, рефлекторно баюкая неуместно тихое чадо. Смерть отобрала у нее смысл жизни, но оставила собственную... Что ж, ей я могу помочь. Наклонившись к ней, я убираю волосы с покатого лба, отодвигаю чепец и целую, крепко вжимаясь сухими губами в горячий лоб. Через несколько часов ее охватить лихорадка,а потом счастливое забытье, короткая мука язвами и долгожданное освобождение. Я ухожу молча, что я могу еще сказать, я сею смерть и лишь ее могу подарить, откликаясь на мольбу о помощи.
Я пыталась отыскать монахов, что провели бы обряд, я молилась, стоя перед алтарем Авиньонского собора и просила помощи Святой Девы Марии. Я нуждалась в материнского заступления в тяжкие времена, ведь то бремя, что я несла на своих плечах проклятием черной смерти было для меня воздаянием. И согрешила я не помыслом, не сомнением, но делом, бессильная в тоске и одиночестве, я усомнилась в благосклонности Господа Нашего к праведникам, и вот я пожинаю бурю, за то, что сеяла хулу на небесного Царя. Я предалась отчаянию!Помнит ли мои слова тот, кто был рядом в тот миг, знал ли он о том, что я вдохну очередное проклятие с этой злобой, что моя обида обернется мором. Точно тонкий папирус я вбираю в себя d один миг силу, с которой мне не под силу справиться. Я едва сумела скрыться от "серых братьев", а в прошлом году я и вовсе уже взошла на костер, получив ожидаемое "ведьма" с гнилой кочерыжкой в затылок. Но я жива, а сотни, тысячи, миллионы людей нет - как и прежде. Я несу за собой болезни и смерть, черный саван уныния - мое одеяние. И у меня есть один выход. Ладонь под плащем сжимает круглую печать, она согреет руку, если только я найду нужное место. Мне пришлось ехать в кибитке, идти три дня, пока я не ощутила тепло, от амулета. Он где-то рядом. Майнц был не по пути, но здесь уже во всю горели трупы, издавая непереносимое зловоние. Завернувшись в черную накидку, я шла решительно, до самых ворот, местный канцлер или бургомистр, должно быть, изрядно измучил приказами стражу, которая не потрудилась даже спросить: кто я и откуда.
Я вошла в город.... это был путь по старым следам, и здесь чума пожрала не меньше человеческой плоти, чем в других городах. Здесь тихо, слишком, это почти смирение, обреченная дорога на эшафот. Мертвых здесь не баюкают в руках. Устало и обреченно их тянут точно тюк за городские ворота. Впрочем за годы, что буйствует здесь чума, привыкли и к смерти. не городской совет, нет он не стал бы здесь отсиживаться... скорее монастырская келья в приходской больнице. Пальцы поглаживают в кармане амулет, тот отзывается к верной догадке и я иду по улицам. Я могла бы танцевать и хохотать, чтобы люди шарахались прочь от неуместного веселья, но я бреду как и многие другие, точно тень прошлого на измазанных известью стенах. Я нахожу этот угол по запаху, его источает черная смерть. Вхожу и прежде, чем успеваю спросить старуха с тусклыми глазами без нажима спрашивает
- Вы ищите герра Энгельгардта - выговаривает она сразу, но лениво, я молча киваю. - он там в келье, уже поздно, но он не отказывает обычно. Она умрет, я вижу умрет, ее кисти безвольные, а кожа чересчур бледная, вчера или нынче утром она успела заразиться чумой. Моё имя она не спрашивает, за минувшие три года кажется вовсе никто не произносил его вслух. Именно поэтому, оказавшись в комнате указанной одним из то ли монахов, то ли слушек, я замираю. Он знает меня и узнает, практически сразу, будто чувствует сквозь тьму ту, в чьи руки когда-то вложил амулет.
- Здравствуй, -к этому моменту он успевает вывести меня в другую часть комнаты, скудно освещенную парой свечей и лунным светом, бьющим от дери соседней полу комнатки, где остался мальчик, охваченный жаром. Я знаю, что за его спиной крылья и духом он чист, как и стремлением врачевать людей, но что он скажет мне, когда я признаюсь...
- Да... он вел меня... может и не только он - выкладываю на стол печать с его именем, и предчувствия тебя не обманули Рафаил... чума.... она... она со мной идет по городам и весям... это я, понимаешь, я....сею смерть и не знаю, не понимаю как все это остановить. - голос звучит без истерики, сокрушенно - я многое испробовала, но все без толку. - Как в прежние времена... до встречи... до... вобщем раньше... - не могу не улыбнуться ласковому "Мария" с его уст, слишком давно у меня не было имени.
Мария — это как Брюс Уиллис.
Любое кино делает круче, так и Мария любую штуку делает круче.
Слова Марии, казалось бы, ничуть не поколебали мужчину: он всё так же наблюдал за прогрессом роста грибковых в колбах, прокручивая их в руках и со сосредоточенным выражением лица полушёпотом проводил подсчёты: дни, недели, прогресс роста заболевшего населения, корреляция со смертельными исходами. Лишь те, кто знал его давно, могли тем самым понять всю тревогу, что испытал мужчина, услышав столь ужасное предположение - он всегда обращался к статистике и числам, когда не желал признавать собственную вовлечённость в происходящее.
- Я видел множество болезней. - Наконец-таки, подобно грому среди ясного неба, произнёс Энгельгардт, оторвавшись от колоний. Раскрыв фолиант, он уселся напротив гостьи и приготовил пишущие принадлежности. - Демонические проклятия, влияние лже-богов, но прошу, - Тяжёлый вздох всё-таки выдал истинные чувства. - Не стоит сбрасывать со счёта влияние природы. - "Лжёшь", - Язвительно заметил разум, когда лекарь, аккуратно, словно опасаясь потревожить секундный покой, вызванный сухими цифрами, протянул руку и положил её на плечо Марии. - Существа иного толка, может быть, способны влиять на мир, но иногда тьма наступает просто потому, - "Лжёшь", - повторял разум, заставляя Энгельгардта прикладывать всё больше и больше усилий, чтобы сохранять бодрость духа. - Что так сложились обстоятельства. В такие тёмные времена, - Мужчина улыбнулся. - Необходимо хранить надежду, как тепло той свечи. - Кивком он указал на светила и прежде чем продолжить записи в фолианте, ловкими движениями ножа в руке нарезал уже порядком иссохший хлеб с сыром.
- Давай не будем поддаваться скоропостижным суждениям, прошу тебя. - Открыв первую запись, ознаменованную рисунком рыбы, Энгельгардт пробежался по тексту. "Прекрати, Рафаил", - Внутренний голос заставил зубы скрежетать. Только сейчас, в ещё одном витке тишины, он наконец-таки понял, что это - голос собственного Отца. - "Представь на миг, что это - правда. Убив её - ты прекратишь мучения мира." - Я стал свидетелем осады, когда всё началось. Когда монгольское иго, - Беглый набросок стен и тёмной волны, олицетворяющий варварских воинов. - Использовало мёртвые тела, когда питавшиеся ими крысы проникли на суда. - "Разве лекарь не отсекает поражённую гангреной конечность, чтобы спасти всё тело?" - Увы, меня остановили. Моя вина, мой рок. Тогда, я мир обрёк на это горе. - Последующие страницы содержали в себе подробные описания течения болезни, зарисовки вскрытых тел, внутри которых начали прорастать зловредные бубоны. - Но потустороннего влияния здесь нет и не было. - "Её душа всего-то в Ад отправиться и только" - Оторвавшись от зарисовок, уносящих разум куда-то вдаль, в то время, когда всё только-только начиналось, Энгельгардт, будто не выдержал, вгрызся в бутерброд. Интересно, с каких это пор он начал чувствовать голод?
- О, что же я? - И спохватившись, тщательно пережевав, мужчина чуть было не вскочил из-за стола, достав из скрытого от глаз ящичка графин и пару кружек. - Совсем забыл. Вино. Отменное вино, осмелюсь я заметить. - "Хватит делать вид, будто ничего не происходит" - Внутренний голос уже ревел от злости. - Забавно - века идут, сменяются правители, а моя любимая винокурня подобна монолиту. Я привёз его из Рима, куда, кстати, - Разлив напиток, он вновь уставился в записи. - Прибыл один из кораблей. Вот уже там, да. Там, - Хрустнув костяшками, Энгельгардт закивал. - Уже кто-то приложил руку. Вельзевул? Возможно. Я рыскал по всему полуострову, пытаясь найти следы этой твари, но безрезультатно. - "Она здесь сидит не для того, чтобы слушать о твоих приключениях. Избавь её от смертной оболочки и мир вздохнёт с облегчением"
"Заткнись", - В порыве ярости, мужчина с грохотом захлопнул фолиант.
- Ты говоришь, что смерть несёшь? Что это всё... - Энгельгардт обвёл рукой помещение, явно указывая на больных. - ...Твоя вина? Нет. - Наконец-таки, лекарь перестал сдерживать собственные эмоции, сочившиеся до того капля за каплей, а сейчас, подобно воде, прорвавшейся сквозь дамбу. - Я не верю в это. Даже если на тебе лежит проклятие, - Он чуть было не ударил кулаком по столу, но вовремя остановился, вспомнив о спящем мальчишке. - Это ещё не значит, что ты тому виной. - Взглянув на гостью, мужчина откинулся на стуле и начал стягивать обмотки, срывая их с запёкшейся кровью. Жалкое зрелище, но это волновало Энгельгардта меньше всего. - Прошу, дай свою руку, Мария. -
Почувствовав её прикосновение, Энгельгардт чуть было не отдёрнул кисть, согнувшись от нахлынувшей боли: ощущения были такие, словно ему в руку вложили раскалённый прут железа, сжигающий плоть, сухожилия, добираясь до нервов и костей. Он чуть было не закричал, но вовремя взял себя в руки и понял, что это лишь игра воображения. В один миг он увидел истерзанную душу и попытался излечить её - инстинкт лишь, чуть не обернувшийся смертью и с немым криком, Рафаил всё-таки разомкнул собственные пальцы.
- Прости. - Наверняка, она прекрасно понимала, что только что произошло. - Я не хотел. Прости. - То, что казалось ему усталостью ранее, теперь выглядело, как лёгкая прогулка, по сравнению с изломом собственной природы. В отличие от братьев, способных идти с собой на компромисс, он был немного иного толка, как и душа, сидящая пред ним. Пусть хоть и проклятая, оплёванная миром, сам Рафаил чувствовал её свет. Он сожалел лишь о том, что природа его способностей полностью проигнорировала затоптанные жизнью ростки и чуть было не выжгла саму душу Марии. - Так было нужно. -
Акт I: Грёзы о единстве.
- Сцена 1.1: В которой "юный" герой выступает третейским судьёй, пытаясь распутать гордиев узел и терпит полнейшее фиаско - 34 год. [Мария / Михаил].
- Сцена 1.2: Которая показывает, что даже пред злейшими врагами, Рафаил способен проявить подобие милосердия - 1030-й год. [Лилит].
- Сцена 1.3: Крах мечты о единстве. - 1099 год. [Гавриил].
- Сцена 1.4: Испытание лекаря. Ибо сказано: "Не навреди" - 1353 год. [Мария].Интерлюдия:
Акт II: Где даже ангел не решится сделать шаг.
- Сцена 2.1: Древо свободы надобно поливать время от времени кровью патриотов - 12-14 июля 1789-года. [Клио]
- Сцена 2.2: Сильные люди понимают, что иногда нужно идти на крайние меры, чтобы остановить кровопролитие. - 1944 год. [Кали] [V]
- Сцена 2.3: В которой архангел показывает миру колоссальную разницу между ним, братьями и Отцом - 29-ое февраля; 2020 год [Мария]
- Сцена 2.4: В поисках ответов на вопрос о местонахождении Отца, Рафаил снисходит в Ад и терпит поражение. - 26-ое января; 2021 год. [Асмодей]
- Сцена 2.5: И даже после падения в пропасть, архангел находит главный мотив, чтобы подняться вновь. - 27-ое января; 2021 год. [Мария]Интерлюдия:
- Сцена 3.0: Ведь как можно быть покровителем людей, если не познаёшь самого главного чувства? - март; 2021 год [Гармония]Акт III: Смеющийся Бог.
- Сцена 3.1: Когда наступают тёмные дни, в борьбе за Свет все средства хороши. - 12.04.2021 г. [Асмодей / Афина / Гармония]
- Сцена 3.2: В которой приходится искать разгадки на загадки. - 22.04.2021 г. [Клио]
Его покой - та благодетель, которой лишены страждущие смирения и благости служители церкви. Они твердят, что говорят "от Имени Его", но сами лишь перевирают услышанные сотни лет назад истории. Если Господь ответит одному - казнят разом тысячи, глас небес не предназначен для уха священников, озабоченных тяжестью кожаных мешков с монетами в карманах своих ряс. И встреться мне на пути кто-то похожие, столь же благостно взирающий на тяготы жизни на земле и столь же отчаянно желающий помочь, я возможно вновь уверовала, как в первые дни, что все созданы по образу и подобию. Сейчас моя вера слаба, как мальчик, лежащий на постели в узкой келье за стеной. Она дышит все медленнее, отдаваясь в крепкое объятие отчаяния. Слишком долго брожу я по мертвой земле, слишком часто смотрю в пустые глазницы иссохшихся трупов и вдыхаю запах опаленной плоти. Я не восходила на смерть, не была призвана Царем Небесным и не получила силу врачевать страждущих, ничего из того, чем можно было бы сделаться по праву праведной. Все полученные "звания" все придуманные имена - одно за одним забываются и вот я уже черная смерть, ведьма, несущая за собой чуму, отродье преисподней, чье прикосновение и есть губительная язва.
Но я не сдаюсь, я желаю продолжить борьбу, и отворачиваясь от тысяч трупов, сжимая зубы при виде кровоточащих нарывов, я все это время искала того, кто остановит этот поток.
- А что ты скажешь, доблестный Энгельгардт, когда узришь в действие проклятие, поселившееся в моем теле, ты снова станешь убеждать меня в силе природы? То, что стало смертоносной стрелой однажды выстрелит вновь, все зависит лишь от того, в чьих пальцах зазвенит тетива - я не обесцениваю его уверенность, он видел больше, он живет дольше, в его сердце любовь к людям. В моем кажется совсем ничего не осталось, лишь темная, масленая жижа, остающаяся за мной грязными следами.
Он спешно разливает вино, алое как кровь младенцев беззвучно истекающих кровью в руках безутешных матерей. Я видела смерть слишком часто, она застилает теперь мой взор алой, непроницаемой пеленой, точно саваном. - Ты станешь и дальше искать объяснение тому, что видят твои глаза или ты прислушаешься, Рафаил...услышишь меня - мы оба теперь зовем друг друга теми именами, под которыми узнали друг друга больше тысячи лет назад. И в этих именах все те годы и все те события, что связали нас крепче уз любви и кровного родства. Мирра, сосуд с которой я когда-то несла ко гробу Господню, омыть мертвое тело возлюбленного пророка, именно ею мы помазаны как родные.
- Изволь - я с готовностью протягиваю ладонь. Наверное мы оба не ждали такого исхода, хотя мне известна его сила не понаслышке, а он осведомлен о том, что я такое. Меня пронзила не боль, что-то острое вошло в солнечное сплетение, провернулось дважды, и было выдернуто назад, казалось я задохнусь, потому что грудь не наполнилась воздухом, когда я открыла рот. И уже готовясь благодарить за снисхождение, ведь моя смерть не только освободила бы мой дух, пусть и дорога ему лежала бы в ад, но и спасены были бы жизни тех, кого не коснулось еще мое проклятие. Все оказалось обманом. Ладонь нащупала не зияющую дыру под собой, но мягкую ткань платка, укрывающего голову.
- Этого мало - натужно прошептала я, не смея к нему снова прикоснуться, и опираясь на тяжелую крышку грубо сбитого маленького стола. - Ты ведь можешь освободить меня... всех их спасти... кого еще можно спасти - я сетую на его неверие и закусив губу, думаю, как же убедить его, пока не слышу тихий тонкий кашель. Залпом выпив вино из кружки и даже не ощутив его сладости на губах я рванула в комнату с тонкой свечей у изножья постели.
-Смотри... и расскажи мне о силе природы, что взбунтовалась, расскажи о непричастности моей... об искренности моего заблуждения - рука вздрогнув все же касается мальчишеской щеки. Секунда, другая, третья - я бы хотела, чтобы доказательства не случилось и моя выходка стала бы поводом для него посетовать на мою самоуверенность. Он замирает за моей спиной и я ощущаю его напряжение, равно как и короткий выдох, который звучит облегчением... как вдруг, мальчик под моей ладонью начинает задыхаться и биться в лихорадке - я убираю руку. Преисподняя могла бы гордиться таким эффектом. Щеку ребенка уродовала роза плой язвы. Рывок Рафаила заставляет меня отойти прочь и не глядя в его сторону я удаляюсь в темную часть комнаты. ВИно коротким шлепком падает в кубок, наполняя его на четверть. Я выпиваю всё в один глоток, жаль мне не захмелеть.
- теперь ты видишь, это не наговор, и ты не веришь, что я несу смерть, скажи, что твои ладони не собираютсяя в кулаки ведь одно сжатие твоих пальцев на моей шее и всему конец - мне не нужно читать мысли, в моем разуме витает таже мысль, но никого другого я не могла бы просить о ТАКОЙ помощи.
- Ты можешь остановить это.... избавить меня от проклятие...и - оборачиваюсь, чтобы встретить его суровый взор - я не смогу сама.
Мария — это как Брюс Уиллис.
Любое кино делает круче, так и Мария любую штуку делает круче.
- Cмерть? - Переспросил Рафаил, склонившись над маленьким оруженосцем. Тон его, в начале казавшийся полным ярости, со временем утратил всякий оттенок, став образцом полнейшего безразличия, как и взгляд, в котором отчётливо читалась ярость, когда глаза закрыла пелена золотого сияния. - Жизнь и смерть неотделимы. - Дитя было пред ним, будто раскрытая книга, на которой проступали кляксы: агония, порождённая чем-то новым, пришедшим извне, съедала короткую историю жизни мальчика, не давая ему шанса на спасение. - Естественный процесс, заложенный мирозданием. Мы все умрём. Даже языческие божки, олицетворяющие смерть. - Аккуратно, будто пред ним лежала фигурка из снега, архангел положил свою руку на щёку мальчика. Отсекая эмоции, он отсёк возможность ошибиться, как отсёк себя от всего мира, выстроив пелену из темноты, глушившей большую часть света. "Не сегодня", - Раз за разом повторял Рафаил, когда рука начала прижигать заразу. Буквально за секунду, Рафаил вытянул из мальчика его душу: он держал в руках маленькое солнце. Скрытый иллюзией - трудно было увидеть, как разлагается материальная оболочка архангела, пока открытые участки кожи на руках не начали напоминать старые листы пергамента, а на лице всё более отчётливо начали проступать кости. - Смерть - конец всего сущего, - Прохрипело создание, в котором уже трудно было узнать человека. Аккуратно удерживая душу оруженосца в одной руке, он положил вторую на лоб, вбирая в себя проклятие, ибо баланс должен быть соблюдён. - Но отнимая смерть, - Зубы постепенно начали стираться, а голосовые связки рваться на части. - Я дарую Жизнь! - Резким движением, сопровождающимся хрустом ломающихся костей, Рафаил вернул душу в тело и даже барьер не смог скрыть свет. - Встань и иди, юный рыцарь. Тьма подождёт! -
Когда сияние рассеялось, пред гостьей стоял самый настоящий скелет, обтянутый лохмотьями. Лицо его закрывали длинные седые волосы и каждый вдох, сопровождавшийся болезненным хрипом. Как только там, где кожа обтянула правое плечо, появились первые признаки связок, полутруп тут же влепил пощёчину, попутно переломав себе все кости. Рука безвольно повисла, держась лишь на внутренней силе того, кому она принадлежала, в то время, как шёпот, до того казавшийся чем-то отдалённым, становился лишь сильнее.
- Как ты смеешь? - Прохрипел старик, когда рука, до того висевшая безвольным куском мяса, обрела опору. - Кто дал тебе право, - Голос постепенно перестал отдавать болью и хрипом, а само тело стало чуть... Выше. - Решать? - Седые волосы исчезли, как и иссякла их длинна, обнажив глаза, скрытые слепой пеленой. - Во что ты превратилась? - Теперь к ним вновь вернулась ясность, а вместе с ним и сожаление во взгляде. - За доли секунд Энгельгард превратился из мертвеца в пышущего жизнью мужчину. - Ты насмехаешься над моим гостеприимством. - Везде и нигде - он говорил, но звук, отскакивая от старых стен, пропитанный болью и кровью, проникал в самое сердце слушателя. - Насмехаешься, - Храм затрясся под звон витражей где-то в отдалении. - Надо Мной. - Он вновь шептал, но не потому что не мог говорить в полную силу - просто не хотел потом лечить весь город и округу от глухоты. - Я тебе, - В мгновение фигура женщины была заключена в ряды крыльев, разрезавших всё, до чего только касались бритвенно острые перья. - Не какой-то вшивый демон и не мелкий ангел. Я - Рафаил! Я властвую и защищаю души людские! - Рёв, а более это ни с чем нельзя было сравнить, усилился, когда архангел, схватив гостью за одежды, поднял над полом...
...Чтобы тут же заключить в свои объятия.
- И я - твой друг. - Мягко произнёс Энгельгардт. - И хочу помочь. - Он всё ещё злился. Слишком сильно, чтобы это осталось без последствий и наконец-таки разорвав объятия, мужчина покачал головой, когда взгляд его прошёлся по разломанной в труху кровати, столу и скромным угощениям. - Давно ты подслушиваешь, маленький рыцарь? - Улыбнувшись, лекарь встретился глазами с перепуганным мальчиком, совершенно не понимающим, что происходит. - Прежде, - Предупредительно выставив палец перед собой, мужчина начал вести себя так, будто ничего и не произошло вовсе - всего лишь инстинкт, выработанный веками. - Чем закричишь, знай - тебе всё равно никто не поверит. -
- Я не хотел кричать. - Тихонько ответил мальчик, поднимаясь на ноги. - Мне показалось, сударь, что настал час великого суда и... -
- Нет, не настал. - Беззаботно перерубил лекарь. Казалось бы, он стал чуть живее, глядя на деяния рук своих - по сути, так оно и было. - Кстати, можешь звать меня Аларик. Аларик Энгельгардт. Я рад познакомиться с тобой, юный рыцарь. - Первый шаг был неуверенный, второй - уже более осознанный, третий и Аларик с маленьким рыцарем уже жали друг другу руки. - Пока не настал, но мы с вами, - Энгельгардт специально выделил это слово, глядя на гостью. - Примем бой. Мы выстоим, - Обмотав руки тем, что раньше было одеялом, Аларик произвёл ту же процедуру с ладонями Марии, с таким взглядом, словно смерть и путёвка в ад была бы самой гуманной участью, ожидавшей женщину в случае отказа. - И я сокрушу всё, что только посмеет мне противостоять. Всё будет хорошо. -
Жалел он лишь о том, что прогресс в выращивании пенициллов пришлось начать заново.
Отредактировано Raphael (2021-01-26 20:33:04)
Акт I: Грёзы о единстве.
- Сцена 1.1: В которой "юный" герой выступает третейским судьёй, пытаясь распутать гордиев узел и терпит полнейшее фиаско - 34 год. [Мария / Михаил].
- Сцена 1.2: Которая показывает, что даже пред злейшими врагами, Рафаил способен проявить подобие милосердия - 1030-й год. [Лилит].
- Сцена 1.3: Крах мечты о единстве. - 1099 год. [Гавриил].
- Сцена 1.4: Испытание лекаря. Ибо сказано: "Не навреди" - 1353 год. [Мария].Интерлюдия:
Акт II: Где даже ангел не решится сделать шаг.
- Сцена 2.1: Древо свободы надобно поливать время от времени кровью патриотов - 12-14 июля 1789-года. [Клио]
- Сцена 2.2: Сильные люди понимают, что иногда нужно идти на крайние меры, чтобы остановить кровопролитие. - 1944 год. [Кали] [V]
- Сцена 2.3: В которой архангел показывает миру колоссальную разницу между ним, братьями и Отцом - 29-ое февраля; 2020 год [Мария]
- Сцена 2.4: В поисках ответов на вопрос о местонахождении Отца, Рафаил снисходит в Ад и терпит поражение. - 26-ое января; 2021 год. [Асмодей]
- Сцена 2.5: И даже после падения в пропасть, архангел находит главный мотив, чтобы подняться вновь. - 27-ое января; 2021 год. [Мария]Интерлюдия:
- Сцена 3.0: Ведь как можно быть покровителем людей, если не познаёшь самого главного чувства? - март; 2021 год [Гармония]Акт III: Смеющийся Бог.
- Сцена 3.1: Когда наступают тёмные дни, в борьбе за Свет все средства хороши. - 12.04.2021 г. [Асмодей / Афина / Гармония]
- Сцена 3.2: В которой приходится искать разгадки на загадки. - 22.04.2021 г. [Клио]
Устрашиться смерти, не значит - дорожить жизнью. Этот страх лишен плоти, основания и порожден лишь тьмой неизвестности, приветствующей людей в узких неглубоких ямах, источающих холод. Человек - легковерное и внушаемое существо, он уверовал в суд Господень, ожидающий его за дверьми земной жизни и боится почти инстинктивно. Ведь смерть - не есть покой, смерть - это ожидание того,что повлечет за собой либо райские кущи, либо адово пламя... и выходит, что смерть - есть страх осуждения. Я не боюсь. Я видела смерть больше раз, чем способно было бы вынести сознание любого из живущих. Пустота не пугает, особенно, когда тончо знаешь, что рано или поздно она наполнится, волей сторонних сил, мой мир снова и снова обретает краски, а людские страдания все меньше оживляют сердце состраданием. Чем чаще я оказываюсь подле умирающих, прокаженных, раненых, тем реже моё сердце откликается к стенаниям и молитвам. Но я всё еще цепляюсь за невидимую нить, натянутую алым шнуром от гаребского холма, к отравленному смрадом гниющих тел городу, где нет ни крыс, ни собак, где детский плач звучит тихо и коротко. Здесь смерть, которую я несу знаменем больше тысячи лет, вот только теперь этот "стяг" объят губительным пламенем. Проснулось проклятие, которому не было имени много веков, оно коснулось моей кожи и точно аромат редкого цветка, захватило разум всякого, кто осмелился приблизиться. Я не помню землю, не горящую под моими ногами кровавым следом миллионов смертей. Я могла бы быть карающим мечом, если бы Господь пожелал очистить все от скверны, в ту же секунду опустошив даже самый крошечный клочок земли. Но я не стала орудием небес, для этого избраны легкокрылые ангелы, а мой удел мог быть достоин смертной жены и мученицы за веру. Не случилось.
Ныне святая мироносица, держит в ладонях ящик Пандоры и яд отравы впитался в кожу и кровь столь глубоко, что смертельные пары источаю я сама. Меня стали бояться, в Реймсе, когда народ начал роптать о умиравших в страшных муках после встречи со мной - женщина в белом одеянии, это станет со временем легендой, почти выдумкой, а совсем недавно от меня шарахались матери, пряча детей в обрывках одежды, торопливо отходили даже бравые вояки. Я сменяла одеяния, шла из города в город и мое проклятие точно голодный червь прожирало вслед за мной пространство и время. И подо мной не вьется бледный конь, возвещая миру конец света как написал в своем откровении Иоанн, прозванный богословом. Но я - есть смерть. Сказав эти слова и коснувшись мальчика, я не бахвальствую силой, о которой не просила, демонстрация проклятия призвана подтвердить, что я несу за собой смерть. По правде, ведь я просто хочу чтобы все остановилось. Однажды я думала, что мои мольбы услышаны... но ошиблась, как же жестоко я ошиблась.
Когда телесная оболочка высвобождает дух,сколько бы раз не свидетельствовали это мои глаза, я всегда буду дрожать от холода,обжигающего плечи и жара, бьющего румянцем по щекам. Он - архангел, не ярмарочный шут, мне хочется зажмуриться, но я смотрю во все глаза. не щурясь, не отворачиваясь. И я готовлюсь принять желанное наказание, может покаяние с которым я пришла, покажется достойной жертвой. Я не просто желаю собственной смерти, я желаю освободить от себя тех несчастных, что как этот безвинный мальчик, душу которого спасло не мое самопожертвование, проводят в корчах последние минуты своих жизней. Но Рафаил сникает - грозная рука Господа принимает меня в ласковые будто отцовские объятия. И я вспоминаю как завидовала умиравшей девушке, которая отошла от мук, благодаря короткому прикосновению тонких пальцев ученика лекаря.Грешна.
- Я желала не исцеления, а освобождения от бремени скверны, что пожирает меня и через меня паству Господню - глупая попытка воззвать к нему с этой точки, но все средства теперь идут в ход. Скрип и треск, стал следствием его вспышки, меня уберегло крепкое объятие. А счастливо спасенный мальчишка, получает не меньше моего - заверение дружбы и защиты. -прости - шепчут мои губы, но мальчик смотрит на меня насупясь, чувствуя угрозу. И он.
- Разве ты забыл, что я вместилище порока, и вот он выбрался из меня отвратительной жабой, страшными язвами, голодными крысами....
- Воин Господень, я молилась, я молила о помощи и о прощении, разве за столько времени я не искупила грехов своих - мои речи звучат богохульно, а Энгельгардт уже обматывает мои руки тканью. - ты позволишь мне жить, после всего? - киваю в сторону мальчишки исчезнувшем за дверным проемом. - ты видел что творится за городской стеной, если я коснусь тебя, даже твоя человеческая оболочка покроется язвами....
пытаюсь заглянуть в глаза обрастающего плотью скелета, будто так смогу убедить его избавить меня от проклятия куда более радикальным методом.
- Даже Христос отказал мне в спасении... почему же ты... - эта ремарка выскочила из меня точно горящий уголь, который невозможно удержать за щекой. СЛова прожгли гортань и болезненным признанием легли на сложенные руки. - Это был Он...- моя улыбка полна глупой радости, необъяснимой и неуместной, и только влага скользящая по щеке нарушает образ истового счастья. - Я ведь пришла не об избавлении просить... - и мне не нужно продолжать, не нужно пояснять, что от рук архангела я ждала смерти .
Мария — это как Брюс Уиллис.
Любое кино делает круче, так и Мария любую штуку делает круче.
Вы здесь » infinity x abyss » — harenae tempus » Молоко и молитва - лучшее лекарство от черной смерти